Маша зябко поежилась.
— Как это ужасно…
Она спрятала лицо у меня на груди. Нежно глажу ее волосы. Блин, вот такая вот у нас романтика, мать ее за ногу…
Жена вдруг всхлипнула.
— Я так боюсь…
Крепко обнимаю и шепчу успокоительные слова:
— Я напугал тебя, Машенька? Не бойся, солнце мое родное, я никому не дам тебя обидеть. Все будет хорошо, и я сумею нас защитить. В конце концов, фараон же спас в итоге Египет, приготовившись заранее к голодным годам. И я смогу, верь мне…
Что я несу? Как можно подготовиться к ТАКОМУ? Не факт, что и через сто лет справились бы со всем тогдашним уровнем науки, техники и медицины, а что я могу сделать в мире, где нет даже антибиотиков, не говоря уж про все остальное?
Разумеется, я готовился. Делал все возможное и невозможное. Министр Спасения принц Ольденбургский подошел к вопросу со всей серьезностью, а я выделял ему все ресурсы, какие только мог. Создавались больницы, готовились карантинные меры, под соусом Служения открывались курсы фельдшеров и сестер милосердия, за рубежом искали специалистов. В той же Франции Мостовский и графы Игнатьевы развернули настоящую охоту за головами, вербуя в разоренной войной и смутой стране не только инженеров, ученых и прочих специалистов, но и врачей всех профилей, заключая с ними контракты на работу в России. Но главное, действительно, войну нужно срочно заканчивать и массу народу вернуть по домам до начала активной фазы пандемии.
— Машенька, мы же с тобой Император и Императрица, верно? Кому, как не нам, сделать все, чтобы страна наша как следует подготовилась, если Он все же не пронесет чашу сию мимо. У нас есть почти год, так что вытри слезки и успокойся.
— Я боюсь за Наследника. Это так ужасно, рождаться в таком мире…
Осторожно приподнимаю ее голову и вопросительно смотрю в наполненные влагой глаза. Маша мой невысказанный вопрос поняла правильно и покачала головой:
— Я… Я не знаю пока. Но я очень надеюсь. Хотя, возможно, я просто этого слишком хочу и выдаю желаемое за действительное.
— Есть признаки?
Она неуверенно кивнула.
— Что говорят доктора?
— Ничего. Пока не о чем говорить, и я им не говорила. Еще рано. И ты не говори, хорошо?
Молча и нежно обнимаю жену. А что тут скажешь? Только одно.
— Я тебя очень люблю, мое солнышко.
— И я тебя…
Мы постояли обнявшись, пока наконец Машенька не подняла голову и не спросила с лукавой улыбкой:
— Так ты не ответил, в чем я была одета в твоем сегодняшнем сне? Судя по твоему рассказу о моде, я была почти голой, так получается?
Качаю головой.
— Нет, голой ты не была. Ты была очень красивой и платье тебе очень шло.
Девушка капризно надула губки и потребовала:
— Ну, расскажи подробнее! Мне же интересно!
По крайней мере эта тема мне нравилась больше, чем разговор о том, что от пандемии испанки в ближайшие два года погибнут сто миллионов человек. И я жестом фокусника достал из кармана кителя блокнот и карандаш.
— Давай я лучше нарисую.
И уверенными движениями стал быстро набрасывать рисунок стройной девушки в коротком летнем платье. Маша смотрела на рождающееся творение расширившимся глазами, в которых отражались и смущение, и жадный интерес, и даже какое-то возбуждение.
— И ты говоришь, что я была не голая??! Да на мне же не было почти ничего! Как можно выйти на люди с открытыми руками, с голыми ногами и в столь коротком обтягивающем платье? Да я бы умерла со стыда!
Улыбаюсь.
— Ну, в моем сне ты чувствовала себя прекрасно! К тому же, когда все вокруг одеты примерно так же, то и воспринимается это иначе. Вот смотри.
И я быстрыми движениями начал набрасывать разнообразно одетых пассажиров, идущих к дирижаблю из здания аэропорта. Но блокнот был небольшим все на одном развороте не поместилось, пришлось переходить на другую страницу.
Императрица заворожено смотрела на рисунок.
— Да, странная мода. Пугающая, но интересная. А ты хорошо рисуешь, я даже узнаю себя в этой барышне.
Заканчивая рисунок, отвечаю несколько рассеянно:
— Еще бы, я, все ж таки, художественную школу закончил.
— Я не знала. А когда и где ты учился?
Блин, Штирлиц выискался. Отвечаю с деланной небрежностью:
— А, тогда, в прошлой жизни. Давай я лучше нарисую твой портрет! Стань вот так, чтобы свет хорошо падал. И не шевелись.