– Все то, что ты десятилетиями пестовал, все, что досталось тебе от предков, все пошло прахом! Он опошлил само понятие дворянства! «Служение!» «Освобождение!» А этот его, прости Господи, Манифест о земле? Это же ужас. Ужас! А флаги эти мерзкие! Это же надо – объявить в России красный флаг, словно то мятежное отрепье победило! Чернь при власти! Немыслимо!
Бывший самодержец вновь не стал что-то говорить. Такие сцены уже стали рутиной, и великий князь не считал необходимым еще один, совсем уж бессмысленный раз обсуждать с ней происходящее. Тем более что он прекрасно себе представлял все те аргументы, которые она выплеснет ему на голову при первой же попытке возразить. Собственно, а во имя чего нарываться на глупый спор? Тем более с женой. Что это изменит-то?
Аликс меж тем привычно заводилась все больше и больше, накручивая себя все новыми аргументами и доводами.
– Он оттолкнул от себя просто-таки всех достойных людей! Всех, на ком держалась Россия! А эта его выскочка итальянская! Что она возомнила о себе! Какая из нее императрица?! Ей куклами играть нужно, а не государством! Куклами!!! «Благословенная Мария»!!! Даже я такого не могла себе вообразить!!!
Она сорвалась на крик, и Николай устало заметил:
– Тише. В здешнем парке даже деревья имеют уши.
Но Ники лишь раззадорил жену своим замечанием.
– А кто мне может запретить говорить?! Она? Эта выскочка на российском троне?!!
Продолжая толкать коляску с женой, бывший монарх резонно возразил:
– Аликс, будь благоразумна. Она никакая не выскочка, а знатная особа наивысшей пробы из тысячелетнего царствующего дома. Принцесса Иоланда Савойская, старшая дочь короля Италии, – достойнейший вариант супруги для российского монарха.
Бывшая императрица резко обернулась в кресле.
– Ты это на что намекаешь?!
– Ни. На. Что.
– Правда?! Ладно, оставим это. Пока. Мы еще поговорим и об этом. Но чем она лучше? Чем лучше эта кукольная девочка итальянская?
Николай не спешил с ответом, ясно понимая, на какой зыбкий лед он вступает и каким грандиознейшим скандалом это все может обернуться.
– Она тут вообще ни при чем. Мы как бы то ни было, в общем-то, отнюдь не о ней сейчас говорим.
Но бывшая царица не собиралась отступать и зло прошипела:
– Кукла итальянская!
– Аликс, помилосердствуй! Говори тише!
– А то что? Она осерчает?! Или братец твой непутевый? Или прибегут сейчас жандармы и начнут нас вязать?!
Великий князь покосился на аккуратно подстриженную парковую зелень так, словно и вправду ожидал увидеть там отряд в синих мундирах ОКЖ. Понятно, что отряд где-то там, но он охраняет периметр дворцового парка, да и сам Ливадийский дворец. А в кустах если кто и есть, то он не станет себя обнаруживать. Но все же положение бывшей августейшей семьи было, мягко говоря, не совсем однозначным. Да и к чему дразнить гусей? Пусть Михаил сейчас занят куда более важными делами, чем судьба бывшей монаршей семьи, но все же…
– Аликс, дорогая, не забывай, что именно твои неосторожные речи в Москве и Петрограде и стали причиной нашего нахождения здесь.
Бывшая царица яростно вскинулась в кресле.
– Да что ты такое говоришь, Ники?! Это, значит, я во всем виновата? А не твое ли отречение стало всему этому причиной, а?
– Император – помазанник Божий. Значит, Господу так было угодно.
Прозвучало не очень убедительно, и Аликс тут же воспользовалась этим.
– Не бывает бывших помазанников Божьих, помни это! Ты был не в себе и уступил давлению брата и обстоятельств! Но это лишь испытание, которое послано тебе и всей России! Каждое скандальное повеление твоего брата лишь приближает тот день, когда ты вновь будешь призван на царство!
Николай потер переносицу. Сказать, что происходящее тяготило бывшего самодержца, это ничего не сказать. Он с болью смотрел на то, что творит с Россией его, теперь уже царственный, брат. Нет, успехи Михаила Второго были очевидны. Громкие победы, которые, безусловно, нельзя отрицать. Но то, что происходило внутри империи, пугало Николая все больше и больше с каждым днем. Тысячелетний уклад, проверенный временем привычный взгляд на мироустройство, сама суть России, все это рушилось, прямо на глазах распадаясь на не связанные друг с другом части. Дворянство – тот становой хребет, который всегда был опорой государства и самодержавия, позволявший сохранить основы основ при любых потрясениях, вдруг сам заколебался в вихре происходящего в стране. Да что там дворянство! Многое вокруг изменялось до полной неузнаваемости!
И каждый раз Ники казалось, что вот-вот, еще одно необдуманное решение брата, и все рухнет, все пойдет вразнос, о чем постоянно твердила ему Аликс. Но нет, каждый раз все самым чудесным образом разрешалось само собой, и Михаил вновь оказывался удачливее, чем можно было предположить.