«Государь!
Нижайше прошу Ваше Императорское Величество дать Высочайшее дозволение на зачисление в число учащихся Звездного лицея моего племянника, Михаила Мостовского, на основании того, что мой брат полковник Василий Петрович Мостовский погиб под Двинском, оставив безутешную вдову Ольгу Кирилловну с сыном в весьма стесненных денежных обстоятельствах.
Я уже переслал семье брата некоторые суммы из своих средств, но ходатайствую о предоставлении возможности мальчику получить воспитание и образование, достойное новой элиты нашей благословенной Империи.
Кроме того, насколько мне известно, Ольга Кирилловна рвется записаться на фронт и мечтает попасть в авиацию.
Покорный слуга Вашего Императорского Величества,
Выдыхаю и поднимаю взгляд на Машу. Ее глаза веют опасностью. Понимаю, насколько вся эта тема ей неприятна. И будь на ее месте другая женщина, то грандиозный скандал был бы мне гарантирован. Впрочем, будь на ее месте другая женщина, то я бы ей и не говорил об этом. Тем более на именины.
Токсикоз и гормональная перестройка организма могут выкинуть любые чудеса, и реакция могла быть совершенно непредсказуемой. Но, таков был наш уговор изначально, и изначально Маша требовала от меня «расчета по прошлым долгам». И грехам.
Императрица одарила ненавидящим взглядом стоявший на столике стакан воды и лишь после этого посмотрела мне в глаза. И я видел, как в ее зрачках постепенно угасало пламя гнева, загоняемое вглубь железной волей.
— Ты не можешь отказать. Это твой сын, даже если он сам не знает об этом.
Она помолчала, взвешивая слова. Наконец, она выдохнула:
— Я хочу увидеться с ней.
Непонимающе смотрю на нее.
— Но, прости… Зачем???
Маша качает головой.
— Я хоть и русская, но я итальянка. А итальянцы очень темпераментные люди. И очень ревнивые. И я не хочу строить фантазии и терзать тебя необоснованными глупыми подозрениями…
Жена запнулась, но затем сказала с каким-то удивлением:
— Впрочем, этот месяц изменил многое во мне. И дело тут не в беременности. Точнее, не только в ней. Все, что произошло, мой перелет на дирижабле вокруг всей Европы в Москву, наша безумная свадьба в Марфино, коронация, дворец Меллас в Крыму, победа над османами, грандиозная битва при Моонзунде, мой головокружительный полет в Псков, Псковское Чудо, благословенный ливень, Петроград, Кронштадт, вновь Москва, все эти тысячи и тысячи паломников на всех станциях нашего пути, те тысячи падающих на колени в Пскове — все это изменило меня. Я больше не та романтическая барышня, какой была еще пару месяцев назад, беззаботно гуляя по залам Квиринальского дворца. Корона Империи — очень тяжелое украшение. Гораздо тяжелее той роскошной диадемы, которую ты подарил мне в Риме на мой день рождения. И я знаю, что твоя корона значительно тяжелее моей. И я… Я хочу снять хотя бы часть груза с твоей души. Давай встретимся с госпожой Мостовской вместе.
— Хорошо, я назначу ей Высочайшую аудиенцию.
Маша качает головой.
— Она знает. Ты знаешь. Я знаю. К чему все это? Давай расставим все точки над «i».
— Каким образом?
— Как погиб полковник Мостовский? Ты наверняка ведь навел все справки.
Киваю.
— Разумеется, мне представили полный отчет об обстоятельствах его гибели. Геройская смерть во время прикрытия выхода из окружения основных сил 38-й дивизии.
— Его героическая смерть достойна титула?
— Ну…
Я задумался. В конце концов, я мог пожаловать титул кому угодно безо всяких на то объяснений и парламентских дебатов, но, с другой стороны, в раздаче титулов направо и налево нет ничего хорошего, поскольку происходит девальвация титулов как таковых. Да и не хотелось бы дать почву для размышлений, отчего и почему дали титул за довольно рядовой, хотя и достаточно героический подвиг. Впрочем, наверняка все припишут «волосатой лапе» его брата — Имперского Комиссара графа Мостовского. Что тоже, в общем, не совсем в кассу, но…
— Ну, я мог бы пожаловать титул, скажем, того же барона.
— Что ж, титул невелик, но было бы неправильно, чтобы твой сын не носил хотя бы его.