— Она, родимая, — гордо кивнул Гаврилов, разводя руки в стороны, будто пытался обнять свое творение. — Она.
— Да ты что?! — с деланным восхищением Скворцов покачал головой. — А с виду напоминает последствия торнадо. И как? Работает?
— Наверное, — Гаврилов сложил руки на груди, совершенно не обижаясь на высказывания приятеля. — Добровольцев же нет, чтобы нормально проверить. А так, кое-какие предметы перемещал туда — обратно. Ботинки, там, или арбуз без изменений вернулись, а мыши не выжили.
— Почему не выжили? — насторожился Скворцов.
— Сдал в лабораторию. Сказали, что у всех одно и то же: гипоксия, разрывы легких, кишечника, сосудов. Ко всему этому, повышенный радиоактивный фон.
— И что? Какие выводы?
— Вакуум, — невесело буркнул Гаврилов. — Но самое странное, последний мышиный труп имел при себе записку.
Он покопался в лежащих на столе бумагах, нашел небольшой мятый лист, и протянул его Скворцову.
— «Хватит мучить мышек», — прочел тот вслух. Потом губы его расползлись в широкой улыбке и, в конце концов, Скворцов громко заржал. С повизгиванием, с притопыванием, как умел смеяться только он.
— Это что, прикол? — успокоившись, отдал записку Гаврилову. — Ты надо мной приколоться решил? Что ж, у тебя почти получилось.
— Никаких приколов, Паш, — Гаврилов насупился. — Машина действительно работает. Я даже видеокамеру потом посылал, правда она не вернулась. Есть у меня одна мысль на этот счет…
— Ну, не тяни уже. Какая мысль? — Скворцов еще раз обошел странную конструкцию, почесывая подбородок и внимательно изучая компоненты.
— Самим прыгать надо, — Гаврилов сел на диван. — Поскольку процесс перемещения и возврата не автоматический, я вынужден остаться. Так что придется тебе.
— Хватит мне голову морочить, — Скворцов плюхнулся рядом, толкнул приятеля локтем в бок. — Вот хочется поверить мне в твою машину времени, хочется, ей богу. Но почему-то не верится. А все, наверное, потому, что не привыкли мы ко всякого рода фантастическим чудесам. Однако еще больше мы не привыкли ожидать их от близких людей. Я же тебя, Стасик, с детского сада знаю. Ну, не вижу я в тебе изобретателя, хоть убей. В мире столько светлых умов, столько гениальных ученых и инженеров, а ты взял и смастерил эту штуковину из того, что на кухне нашел. Извини, гений, так не бывает.
— Бывает, если приснится, — возразил Гаврилов. — Во сне я ее увидел, во всех подробностях. Конструкция настолько простая, что и школьник из подручных материалов соберет. Выходит, не в институтах наше будущее делается, Паш, а в тесных старых «хрущевках». Как говорится, все гениальное просто. Даже поспорить могу с тобой, что работает моя машина. Спорим? — он протянул приятелю руку.
— Спорим, — смело поддержал Скворцов, отвечая крепким до хруста костей рукопожатием. — На что?
— Ну, не знаю, — Гаврилов осторожно помассировал побывавшую в импровизированных тесках ладонь. — Давай на твой первый прыжок. Если не получится, я тут же ее раздолбаю. Идет?
— Э, нет, — протянул Скворцов, грозя указательным пальцем. — Тебе мышей не хватило? Я что, Белка или Стрелка?
— Тогда скафандр нужен, Гагарин, — Гаврилов с вызовом посмотрел на приятеля. — Достанешь?
Вот именно ради этого короткого вопроса он и затевал встречу со Скворцовым. Медленно, но верно подводил к возможному решению насущной проблемы. Не в качестве испытателя он пригласил Павла, и не ради того, чтобы банально похвастаться изобретением. Просто Скворцов был тем уникальным человеком, для которого слово «достать» являлось чуть ли не смыслом жизни. Он мог найти абсолютно все и везде.
— ОЗК подойдет? — спустя некоторое время спросил Скворцов.
— Боюсь, что нет, — с готовностью ответил Гаврилов. — Судя по всему, прыжок проходит через вакуум. С такими вещами не шутят.
— Ну, прямо не знаю, — Скворцов в задумчивости закрыл глаза. — Это тебе не поршневые кольца к «Мак-Ларену» в Анадыре найти, и даже не валлаби на Чукотке. Это предмет специального назначения, учтенный и зарегистрированный в соответствующих структурах, что, сам понимаешь, отразится на времени и деньгах. Надо думать.
— Подумай, Паш. Подумай, — натянул усталую улыбку Гаврилов. — Не для меня, и даже не для себя, для всего человечества дело сделаешь.
Скворцов встал.
— Смотри, наш спор в силе, — предупредил он. — Если блефуешь, то раздолбать свой шедевр все-таки придется. Не обессудь. Ладно, жди снова в гости.