— Город, Диня, — зачарованно прошептал Гордей. — Это ж город, что б мне пусто было. Самый настоящий.
— Вот я и говорю — чудо, — кивнул парень. — Ну, стоило идти, старый?
— Твоя правда, — согласился Гордей. — А ты не ходил туда?
Диня не ответил. Гордею даже показалось, что тот почему-то испугался такого простого вопроса. Что могло напугать всегда бесшабашного дылду?
— Не ходил, — буркнул себе под нос Диня. — И тебе не советую. Издалека смотри, но нос туда совать даже не думай. Я чертовщину за версту чую.
— Да ну, — мотнул головой Гордей. — Не может такая красота от лукавого быть. Черти, они только пакостить горазды.
— Тебе что, старый, жить надоело? — голос Дини вдруг стал необычно суровым. Он смачно сплюнул. — У меня Полкан давеча ночью с цепи сорвался, и ну по деревне круги нарезать. Бегал я за ним, бегал, пока тот в лес не сиганул. Я следом. А в Полкана будто бесы вселились. Несется как угорелый в самую чащу. И вдруг слышу — визг впереди. Страшный, словно свинью режут. Выбегаю на тот край, — лысый ткнул пальцем куда-то в сторону, — и вижу, как из темноты город этот светящийся проступает. В тот раз я ближе стоял, поэтому и разглядел, как двое лохматых чертей моего Полкана волоком тащат. Один из них обернулся, и так зыркнул. Глазищи огромные, а в них зеленые огни полыхают…
— И что? — Гордей нетерпеливо схватил Диню за рукав.
— Да, ничего, — отмахнулся тот. — Страшно мне стало. Домой я удрал. Вот, веришь? Нет? Никогда трусом не слыл, но в ту ночь едва не обделался.
— А теперь решил-таки вернуться, — старый яростно дернул себя за бороду. — И для пущей смелости меня позвал. Что, в деревне больше смельчаков не нашлось? Аль, думал, засмеют? На хутор-то ко мне не страшно было пять верст топать?
— Да, брось, старый, — Диня потупил взор. — Ты же самый головастый в округе. Люди к тебе за советами ходят. Вот я и подумал, может, знаешь что про это место?
— Что ж сразу не спросил?
Диня промолчал, уныло глядя, как над верхушками елей разворачиваются диковинные купола. Город уже не казался призраком. Свечение стало меньше, и в сумерках можно было различить отдельные детали домов. Он выглядел каким-то чужим, даже нечеловеческим. Может и вправду бесовское порождение?
— А я ведь в разведке служил, — задумчиво проговорил Гордей. — Нас учили идти вперед, и не сдаваться. За спиной, понимаешь, Родина, товарищи, да весь честной народ…
— Это ты к чему? — насторожился Диня.
— Да все к тому же, — старый запустил пятерню в спутанную бороду, будто намеревался ее расчесать. — А вдруг враги там? На землю нашу позарились. Мне терять нечего. Старый, никому не нужный. Жена померла, царство ей небесное. Дети давно разбежались, — лет десять как ни слуху, ни духу. Чего мне терять? Пойду я, Диня. А ты домой ступай, вам с Тамаркой еще детей на ноги поднимать.
— Совсем из ума выжил, старый?! — воскликнул Диня. — Рехнулся?!
— Тише ты, ирод, — зашипел Гордей, закрывая сухой старческой ладонью лысому рот. — Чай не у себя дома на печи. Вдруг они там все слышат?
С этими словами Гордей скользнул во мрак, и исчез. Он еще слышал какое-то время, как Диня тихо, неуверенно зовет его. Но вскоре голос парня стих, и старик остался один.
Наврал он лысому про разведку. Наверное, просто хотел его как-то обнадежить, что ли. Чтобы не сильно беспокоился. Впрочем, какая разница? Русский солдат, переживший чудовищную войну, и смутные времена после, уж точно нигде не пропадет. Что там разведка, что пехота, — один черт. А ежели смерть придет, то помирать и не страшно вовсе.
Гордей шел вдоль обрыва, осторожно раздвигая кусты. Звенящая тишина действовала на нервы хуже мартовских кошачьих песен. Словно весь мир замер в ожидании какой-то беды. Перед войной, наверное, так же было? И хрустнувшие пару раз под ногами сухие ветки в этой мертвой тишине казались разорвавшимися гранатами. Он стискивал зубы, но продолжал идти вперед, шаг за шагом, боясь оступиться.
Неожиданно лес кончился. Гордей вышел на край поляны, и уставился в темноту. Города больше не было. Ничего не было. Только кромешная непроглядная тьма.
И вдруг впереди зажегся крохотный огонек. Не зеленый вовсе, а настоящий, живой, желтый. Будто свеча или лучина. Старик сглотнул подступивший к горлу комок, и двинулся дальше.
Вскоре Гордей уже смог рассмотреть неровный прямоугольник света, оказавшийся окошком какой-то покосившейся хибары. Свеча мерцала, на кустах возле стены плясали смутные тени. Из-за плотной белой тюли ничего внутри избы видно не было, и старик замер, приложив ухо к шершавому бревну сруба.