Оттуда мы поехали в село Пены. А там услыхали, что враг потерпел тяжелое поражение под Красным[445] и что его гонят, как собаку. И мы очень радовались. Потому что осуществилось все, что сказал отец. Ни в чем не было ошибки.
Однако если говорить о том, что касается нашего благосостояния, то мне горько до сих пор. Потому что как только мы немного пришли в себя, так упала корона с нашей головы. Из-за великой горечи и переживаний у моего отца испортилась желчь, и к тому же он сильно простудился — из-за старости и слабости. А через пять дней после того, как он ослабел и слег, его начало рвать желчью. И он больше не выдержал этого и скончался на исходе субботы, недельный раздел Торы “Шмойс”, в двадцать четвертый день месяца тевет. А я в то время был в дороге, чтобы найти квартиру в Кременчуге. Ушла слава Израиля! Да защитят нас его заслуги во все времена…»
Так писал реб Дов-Бер годы спустя виленскому хасиду и богачу реб Мойше Майзлишу. Многие подробности, касавшиеся кончины Старого ребе, он здесь упустил. Наверное, они со временем стерлись из его памяти, и осталась только боль большой утраты, которую он описывает здесь кратко и холодно.
А может быть, реб Дов-Бер умолчал об этом умышленно!.. Ведь точно так же после кончины ребе умолчали о том, что Мойшеле, его младший сын, уехал в российскую столицу и пошел по ложному пути, с которого не возвращаются. Умолчали и о том, что жена и дети беглеца от стыда уехали в Эрец-Исроэл…От такого важного дела отделались парой ничего не говорящих слов. Мол, Мойшеле, младший сын ребе, «пропал…».
Как бы то ни было, но страшная история, связанная с последней святой субботой реб Шнеура-Залмана, лишь спустя поколение стала известна широким кругам хасидов Хабада. И тогда начали поговаривать о том, что своей преждевременной кончиной вдали от дома ребе заплатил за испытание, которое было слишком большим для сил человеческих. И ради этого он вмешался в некий китруг, который сможет отменить только первосвященник, когда придет Мессия…
А то, что дошло до нас, мы перескажем здесь без изменений. В качестве кадиша по великому усопшему.
Пять дней подряд реб Шнеур-Залман лежал больной в селе Пены Курской губернии, с двадцатого по двадцать четвертый день месяца тевет. Его старая «медовая болезнь» из-за всех его скитаний обострилась и тяжело отразилась на его печени, к тому же он сильно простудился. Но так плохо, как в его последнюю субботу, когда в синагогах читали недельный раздел Торы «Шмойс», ему еще никогда не было.
Уже в пятницу вечером он больше ничего не мог взять в рот. Спал очень беспокойно. Поминутно просил глоток воды. Утром он молился лежа, с полузакрытыми глазами, и посреди молитвы задремал. Скоро он в страхе очнулся и спросил жену:
— Стерна, здесь не было посланца?
— В субботу — посланец? — удивилась она. — Кого ты ждешь?..
— Ах, никого, никого! — неясно пробормотал реб Шнеур-Залман и затих. Потом он снова очнулся и искал кого-то блуждающими глазами. — Посланца не было?
Так повторилось дважды.
В комнатке корчмы, которая была отдана ребе в ту субботу, кроме Стерны, никого не было. Их старший сын Дов-Бер уехал в Кременчуг искать квартиру, а Мойшеле, младший сын, ушел еще в канун субботы, чтобы принять участие в общественной молитве еврейских беженцев и не проводить время с семьей ребе, поскольку их лагерь находился от корчмы дальше, чем еврею разрешалось пройти в субботу. Поэтому ребе и его жена даже не ожидали, что Мойшеле вернется до гавдолы.
Врач из Курска, посетивший больного в пятницу, перед благословлением свечей, кроме того, прямо сказал, чтобы больного совершенно не беспокоили, потому что в его состоянии покой был самым лучшим лекарством. И старая Стерна делала что могла, чтобы никого не допускали к больному, и обслуживала его в полном одиночестве, как бы трудно ей ни было.
Ближе к ночи реб Шнеуру-Залману стало легче. Он очнулся, словно от обморока, попросил воды для омовения рук, прочитал вечернюю молитву сидя и провел обряд гавдолы над стаканом теплого молока, от которого едва отпил. Он погасил гавдольную свечу в остатках молока и задумался.
Когда Стерна увидала, что лицо ребе мрачно, она присела рядом с ним и спросила, почему он такой грустный? Ведь каждый раз после гавдолы он был полон надежды и радости в преддверии начинающейся новой недели…
445
Сражение под Красным между отступающей французской армией и русскими войсками происходило 15–18 ноября 1812 г.