— Тс… тс… Это тяжкое преступление! Кому ты завидуешь? Не бойся!
— Как раз вам, учитель наш Элиёгу! Я вам завидую, потому что гаон вы, а не я…
Старый реб Элиёгу улыбнулся, показав беззубые десны. Мелкие морщины на его лице разгладились. Молодые глаза лучились.
— Это совсем не так трудно, как ты думаешь, — сказал он. — Надо только сильно захотеть стать гаоном, и ты им станешь… Иди себе, будь здоров!
Когда непрошеный гость, что-то смущенно бормоча, уже вышел, лицо гаона еще продолжало сиять, а глаза улыбались.
— Только посмотрите, — сказал он реб Ноте, что за народ эти евреи, во что выливается их зависть. Он возжелал не чужое имущество и, не дай Бог, не чужую жену; он возжелал быть гаоном! Дай Бог, чтобы было как можно больше таких преступлений.
В тот же самый день эти слова гаона повторяли все на Синогогальном дворе и во дворе Рамайлы. А оттуда они разлились, как река, по всем ешивам и хедерам Вильны.
— На тебе! — говорили друг другу богобоязненные добрые евреи в Синагогальном дворе и во дворе Рамайлы. — Эти молодчики из «секты» похваляются, что только Гилель-старый[14] да их Бешт, не рядом будь упомянут, были способны на такие дела. Все их так называемые цадики, имеющие дела с невеждами, могли бы поучиться у учителя нашего Элиёгу, дай ему Бог жизни до ста двадцати лет!..
Однако свежесть духа реб Элиёгу выражалась не столько в его собственной мудрости, сколько в его любопытстве к мудрости чужой, прежде всего — к науке. Он интересовался всем и вся. У своего гостя, реб Ноты, он выспрашивал, что изучается у реб Йегошуа Цейтлина в Устье и что там делается в смысле изучения дробных чисел, астрономии, медицины и других светских наук. Он расспрашивал, какие книги пишет сейчас реб Борух Шик и какие сочинения готовит реб Мендл-сатановец. Услыхав, что сатановец заканчивает свое большое произведение «Отчет души» — об этике по Франклину, гаон слегка поморщился.
— Только не философия! — затряс сразу обеими руками реб Элиёгу. — Даже Маймонид завел это слишком далеко… Как можно больше знаний об этом мире!.. Чем больше будет научных знаний о растениях, о животных, о звездах и о человеческом теле, тем лучше люди будут понимать Тору, тем более великие евреи будут у нас вырастать для Бога и для людей…
Своими худенькими ручками он раскрыл старое тяжелое Пятикнижие, переплетенное в необработанную кожу, и с улыбкой вытащил несколько заложенных между ее титульным листом и обложкой рисунков с изображением золотой меноры и скинии завета, служившей двенадцати коленам во время их скитаний по пустыне, каждое колено шло под собственным знаменем… Нарисовано это было очень по-детски, красной и синей краской с добавлением там и сям золотой. Но все было ясно и точно вымерено. От этого темные полузабытые описания из Пятикнижия вдруг по-новому, ярко и отчетливо, предстали перед глазами реб Ноты.
— Это для хедеров, — улыбнулся старичок, снова показав свои голые десны, — для еврейских детей. Я не люблю печатать мои сочинения; но это, если бы у меня было где, я бы дал напечатать с красочными картинками и раздавал бы во всех талмуд торах, во всех молельнях ремесленников и в женских отделениях всех синагог. Тогда всем бы стало яснее, что написано в Пятикнижии…
Реб Нота пообещал переговорить об этом с реб Йегошуа Цейтлиным. Это придется издавать в Германии. Там, насколько он знает, уже печатают в цвете. Такие немецкие книжки с цветными изображениями всевозможных растений и животных он уже видел в Петербурге. В России подобных типографий пока нет. И уж конечно, их нет у евреев в Белоруссии…
Но прежде чем реб Нота закончил говорить, старичок с молодыми глазами уже перешел со свежим любопытством совсем к другому делу:
— Что, к примеру, говорят в Пейтербарге об этом… Напульене? Он ведь переворачивает весь мир, этот «енерал» бунтовщиков во Франции. Теперь он зашел со своими войсками в Италию, в Рим. Захватил всю страну. И тамошнего императора тоже сверг, как во Франции…
Реб Нота Ноткин догадался, что реб Элиёгу имеет в виду генерала Буонапарте, который разгромил австро-итальянские войска у Риволи и Мантуи, захватил всю Италию и даже римского папу не уважил — велел отпустить грехи и приехать к нему в штаб, если тот хочет сохранить свои привилегии…
Реб Нота успокоил гаона. Дело еще не зашло так далеко, чтобы Буонапарте боялись в Петербурге. Там считают, что французы довольно быстро свернут себе шею, что без короля они не смогут долго продержаться…
14
Он же Гилель-вавилонянин (75 г. до н. э. — около 5-10 гг. н. э.) — выдающийся законоучитель, глава Синедриона.