— Сейчас нам как раз и нужен самый матерый волк. Тот, кто разбирается в политике. Он твоя кровная родня, ты должен пойти к нему, — тихо сказал Марк.
— Я не знаю, могу ли ему доверять, — уныло сказал Гай.
— Он не оставит в беде твою мать. Он должен помочь тебе удержать контроль над поместьем, хотя бы ради нее, — объявил Тубрук.
— Это верно. У него дом в Риме, я бы мог приехать туда. Помощи искать больше негде, так что без него не обойтись. Правда, я почти не знаю его. С тех пор как моя мать заболела, он редко бывал в поместье.
— Не важно. Он не отправит тебя прочь, — спокойно сказал Кабера, меряя взглядом лук, доведенный до блеска.
Марк бросил на старика острый взгляд.
— Ты очень уж уверен, — сказал он.
Кабера пожал плечами:
— В этом мире ни в чем нельзя быть уверенным.
— Тогда решено. Я пошлю вперед себя гонца и навещу дядю, — сказал Гай и немного повеселел.
— Я с тобой, — быстро добавил Марк. — Ты еще не оправился от ран, а в Риме сейчас, знаешь ли, не очень безопасно.
Гай впервые за этот день по-настоящему улыбнулся.
Кабера пробурчал себе под нос:
— А я, между прочим, пришел в эту страну, чтобы посмотреть на Рим. Я жил в горных селениях и в своих странствиях видел племена, которые еще в древности считали вымершими. Я думал, что видел все, но мне всегда говорили, что до смерти я должен побывать в Риме. Я говорил им: «Как красиво это озеро!», а они отвечали: «Видел бы ты Рим!» Говорят, это дивное место, центр вселенной, а моя нога ни разу не ступала в его пределы.
Юноши улыбнулись хитрости старика.
— Конечно, ты пойдешь с нами. Я считаю тебя другом дома. Клянусь честью, тебя всегда приветят там, где привечают меня, — ответил Гай официальным тоном, словно давал клятву.
Кабера отложил лук и встал, протянув руку. Гай крепко ее пожал.
— И тебя приветят у костров моей родины, — сказал Кабера. — Мне нравится здешний климат и здешние люди. Думаю, мои странствия еще чуть-чуть подождут.
Гай отпустил руку Каберы, и лицо его стало задумчивым.
— Мне нужно собрать вокруг себя верных друзей, чтобы продержаться первый год на плаву. Как говорил мой отец, политика — это как ходить босиком по гадючьему гнезду.
— Похоже, он умел красочно выражаться и был не очень высокого мнения о своих коллегах, — хихикнул Кабера. — Мы будем ходить осторожно и при необходимости наступать им на головы.
Все четверо улыбнулись и почувствовали силу, которая исходит от такой дружбы независимо от разницы в возрасте и происхождении.
— Я бы хотел взять Александрию, — неожиданно добавил Гай.
— Ух ты, эту смазливенькую? — радостно отозвался Марк.
Гай почувствовал, что его щеки краснеют, и понадеялся, что это не очень заметно. Судя по выражениям лиц остальных, надеялся он зря.
— Тебе придется меня с ней познакомить, — сказал Кабера.
— Знаешь, Рений побил ее за то, что она отвлекала нас во время тренировки, — продолжал Марк.
Кабера поцокал языком.
— Умеет он настроить против себя! Прекрасные женщины — радость жизни…
— Послушай, я… — начал Гай.
— Да, конечно, тебе она нужна, чтобы следить за лошадьми и тому подобное. Вы, римляне, так обращаетесь с женщинами, что я удивляюсь, как ваш народ еще не вымер.
Гай быстро ушел, а его друзья все еще смеялись.
Гай постучал в дверь комнаты, куда положили Рения. Сейчас тот был один, хотя Луций часто заходил проверить зашитые раны. В комнате было темно, и сначала Гай подумал, что старик спит.
Он повернулся, чтобы уйти и дать Рению отдохнуть, но тот прошептал:
— Гай? Я так и знал, что это ты.
— Рений! Я хотел поблагодарить тебя. — Гай подошел к кровати и пододвинул стул.
Глаза Рения были открытыми и ясными. Гай посмотрел ему в лицо и удивленно заморгал. Наверное, дело было в слабом освещении, но Рений выглядел моложе. Нет, конечно, это невозможно, и все-таки глубоких морщин стало меньше, на висках появилось несколько черных волосков, правда, почти невидимых при таком освещении, но в седине заметных.
— Ты выглядишь… неплохо, — заставил себя сказать Гай.
Рений иронично хмыкнул.
— Кабера исцелил меня, прямо чудо какое-то. Он сам удивился больше других, сказал, что это судьба, раз он так на меня подействовал. Если честно, я вполне окреп, хотя левая рука все так же не слушается. Луций хотел ее отрезать, чтобы не болталась. Я… может, и позволю ему, когда остальное залечится.
Гай слушал его молча, загоняя внутрь болезненные воспоминания.