На это лучше не надеяться. То, что они узнали, где именно хранятся военные запасы, заставило его вспомнить урок, усвоенный во время гражданской войны, и о котором ему не приходилось вспоминать с тех пор, как он в самом начале своего правления разгромил армию Петрония, дяди Анфима: враг, имея шпионов в его лагере, будет узнавать о его решениях едва ли не сразу после их принятия. Ходы в этой стратегической партии необходимо держать в секрете до последнего момента, когда наступает время действовать. Придется напомнить об этом всем офицерам.
Позабыв о том, что все его сыновья заняты полезными делами, он огляделся, отыскивая кого-нибудь из них. Потом вспомнил и расхохотался. Вспомнил он и о том, что уже послал Фостия именно с таким поручением, и его улыбка стала кислой. Как, интересно, он сможет одолеть фанасиотов, если начнет впадать в старческий маразм еще до начала битвы?
* * *
Саркис напоминал Фостию откормленную хищную птицу.
Васпураканин, командир кавалеристов, был давним другом Криспа и ровесником отца — что в глазах Фостия делало его кандидатом на кладбище. Огромный крючковатый нос на обрюзгшем лице был похож на острый обломок скалы, торчащий из раскисшей после дождя земли. Когда Фостий вошел к Саркису, тот с аппетитом поглощал сушеные абрикосы, что далеко не подняло его репутацию в глазах молодого человека.
Фостий в очередной раз за этот день и вечер повторил сообщение, которое Крисп поручил ему распространить; взявшись за дело, он не хотел предоставить отцу ни единого шанса обвинить его в недостатке усердия. Саркис, методично работавший челюстями, оторвался от этого занятия ровно настолько, чтобы подтолкнуть к гостю миску с абрикосами. Фостий потряс головой — нельзя сказать, что с отвращением, но и не вполне вежливо.
Полуприкрытые тяжелыми веками глаза Саркиса — поросячьи глазки, неприязненно решил Фостий — весело блеснули.
— Это ваша первая кампания, ваше младшее величество, верно? — спросил он.
— Да, — отрезал Фостий. Половина офицеров, у которых он побывал, задавала ему тот же вопрос, и у него создалось впечатление, что они хотят отыграться на его неопытности.
Но Саркис лишь улыбнулся, продемонстрировав застрявшие между зубов оранжевые кусочки абрикосов:
— Я и сам был ненамного старше вас, когда начал служить вашему отцу. Он тогда только учился командовать; у него не было никакого опыта — сами понимаете. А начать ему пришлось с самого верха, и он должен был заставить подчиняться себе офицеров, которые годами командовали армиями. Ему пришлось нелегко, но он справился. А если бы не справился, то вы сейчас не сидели бы здесь и не слушали, как я чавкаю.
— Полагаю, что нет, — сказал Фостий. Он знал, что Крисп начинал с нуля и самостоятельно проложил себе дорогу наверх; отец об этом достаточно часто рассказывал. Но в устах отца все эти рассказы казались похвальбой. Саркис же дал ему понять, что Криспу удалось совершить нечто выдающееся и что он заслуживает за это уважения. Впрочем, Фостий не был склонен уважать отца за что бы то ни было.
— Да, ваш отец — прекрасный человек, — добавил генерал-васпураканин. Прислушивайтесь к нему, и у вас все будет получаться. — Он хлебнул из кубка с вином и шумно выдохнул винные пары прямо в лицо Фостию. Горловой васпураканский акцент стал заметнее. — Фос совершил ошибку, не дав Криспу родиться «принцем».
Жители Васпуракана тоже поклонялись Фосу, но еретически; они верили, что благой бог создал их первыми из всех людей, и потому называли себя «принцами» и «принцессами». Анафемы, которые обрушивали на них видесские прелаты, сыграли немалую роль в желании многих васпуракан видеть свой горный край под властью Макурана, для которого любые формы поклонения Фосу были равно ложными и который не выделял для религиозного преследования исключительно васпуракан. Тем не менее, немало уроженцев Васпуракана искало счастья в Видессе в роли купцов, музыкантов и воинов.
— Саркис, отец просил тебя когда-нибудь подчиниться видесским обычаям веры? — спросил Фостий.
— Что? — Саркис поковырял пальцем в ухе. — Подчиняться, говорите? Нет, ни разу. Если мир не подчиняется нам, «принцам», то с какой стати мы будем подчиняться ему?
— По той же причине, почему он стремится вернуть фанасиотов к ортодоксии? — Уловив сомнение в собственном голосе, Фостий понял, что задает вопрос не только Саркису, но и себе. Но ответил на него Саркис:
— Он не преследует «принцев», потому что за исключением веры мы не доставляем ему неприятностей. И, если хотите знать мое мнение, то фанасиоты религией прикрывают откровенный разбой. А это явное зло.
«Нет, если материальный мир сам по себе есть зло», — подумал Фостий, но не высказал свое сомнение вслух, а вместо этого сказал:
— Я знаю нескольких васпуракан, которые ради карьеры стали ортодоксами. На вашем языке вы называете таких «цатами», верно?
— Да, — подтвердил Саркис. — А вы знаете, что означает это слово? — Он подождал, пока Фостий покачает головой, потом ухмыльнулся и гаркнул:
— Это значит «предатели», вот что! Мы, васпуракане, народ упрямый, и память у нас долгая.
— Видессиане во многом такие же, — сказал Фостий. — Когда мой отец отправился заново завоевывать Кубрат, разве не достал он из имперского архива карты, которые лежали там невостребованными триста лет?
Он моргнул, поняв, что привел отца в качестве примера. Если Саркис это и заметил, то вида не подал.
— Да, ваше младшее величество, он это сделал. Когда мы планировали кампанию, я видел эти карты собственными глазами — выцветшие, погрызенные крысами, но тем не менее полезные. Но триста лет… ваше младшее величество, триста лет есть лишь блошиный укус на заднице времени. Прошло уже триста тысячелетий с того дня, когда Фос сотворил Васпура Перворожденного.
И он взглянул на Фостия бесстыжими глазами, словно подзуживая того закричать о ереси. Фостий не раскрыл рта; стычки с отцом приучили его к сдержанности.
— Для меня триста лет кажутся достаточно долгим сроком.
— А, это потому что вы молоды! — воскликнул Саркис. — Когда я был в вашем возрасте, годы тянулись, как смола, и мне казалось, что каждый из них никогда не кончится. Но сейчас в моих часах осталось совсем немного песка, и я сожалею о каждой упавшей песчинке.
— Да, — отозвался Фостий, хотя едва не перестал слушать, когда Саркис заговорил о своей молодости. Его удивляло, почему пожилые люди так часто ее вспоминают; он же не виноват, что моложе. Но если бы ему давали золотой всякий раз, сказав «Это потому что ты молод», он не сомневался, что смог бы вернуть годовой налог каждому крестьянину в империи.
— Ладно, я и так вас задержал, ваше младшее величество, — сказал Саркис. — Когда вам надоедает болтовня, так и скажите. Знаете, это одно из преимуществ высокой должности: совсем не обязательно выслушивать людей, которых ты считаешь скучными.
«Кроме моего отца», — мелькнуло в голове у Фостия: единственное исключение, но весьма значительное. Но мысль эта была не из тех, которой можно поделиться с Саркисом, да и вообще с кем угодно. Кроме, пожалуй, Дигена. Фостий был почему-то уверен, что священник его поймет, хотя для него любой вопрос, не связанный прямо с Фосом или будущей жизнью становился второстепенным.
Получив повод уйти, он им незамедлительно воспользовался.
* * *
Даже теперь, когда прибывшая армия запрудила улицы, Наколея казалась крошечным городком для любого, привыкшего к столичным масштабам. Жалким, унылым, провинциальным… уничижительные определения сами собой всплывали в голове Фостия. Истинны они или нет, но они подходили.
В Наколее все было буквально перевернуто вверх ногами.
Возвращаясь к отцу в сгущающихся сумерках, Фостий с трудом пробирался между запрудившими улицы солдатами. Криспу отвели покои в резиденции эпарха, расположенной на городской площади напротив главного храма Фоса. Как и большинство храмов в империи, он тоже был построен по образцу столичного Собора.