Это заставило ее поверить, что они могут играть со всеми, но не могут играть друг с другом. Почти семь лет она провела, скрывая их в тени, месяцами ждала с ним минут, а тем временем жила своей жизнью, и не для того, чтобы он умер, не предупредив ее. Нет, она заслуживала большего. Будь проклята любовь, она заслуживала большего. Она доверила ему свою жизнь и свое сердце, и хотя она все еще доверяла ему свою жизнь, ее сердце болело.
Он был мудаком, и она, вероятно, простила бы его, когда он извинится, если бы она не была беременна. У перспективы стать матерью все защитные инстинкты рвались наружу внутри нее. Ее ребенок, их ребенок, заслужил отца, который не был просто гостем. Что еще более важно, он или она заслуживает, чтобы появиться на этот свет в без защиты. Просто быть ребенком Данте Марони подвергнет его или ее опасности. Нет. Она вырастила бы своего ребенка в любви, с которой воспитывала ее мама, и со всей защитой, которую она могла обеспечить при их анонимности.
— Нет смысла, мама, — сказала она. — Я была его секретом так долго, что он, возможно, забыл, что должен вывести меня в свет. Особенно сейчас, когда вступит во власть, ему нужно будет жениться на ком-то, у кого есть власть, которая сможет стабилизировать Наряд. Если я попаду на всеобщее обозрение, он только покажет себя слабым. И я больше не могу быть его секретом, мама. И не мой ребенок. Так что лучше, если он никогда не узнает об этом.
— Я понимаю, малышка . Я сделала то же самое для тебя. Но Данте другой. Я все еще думаю, что тебе следует сообщить ему, Амара, — пыталась убедить ее мать, используя имя, звуча твердо.
Амара хорошо знала эту тактику.
— Он любит тебя. А с кончины Мистера Марони он сможет дать тебе и моему внуку все, что вам нужно.
Амара была так искушена, так искушена.
— Просто пообещай, что ты подумаешь об этом, — умоляла ее мать. — Он... он изменился с тех пор, как вернулся, Муму. Он стал темнее. Я не могу этого объяснить. Я беспокоюсь за него.
Ее сердце начало колотиться, рука сжимала телефон, когда потребность найти его, утешить его, позволить ему поделиться с ней своими демонами захлестнула ее. Она утрамбовала это.
— Обещаю, я подумаю об этом, — сказала Амара своей матери.
Они поболтали ещё несколько минут о других вещах, прежде чем Амара прервала звонок и уставилась на Лулу, которая ела.
— Ты тоже думаешь, что я должна рассказать ему, не так ли?
Лулу посмотрела на нее и продолжила есть.
— Конечно, ты так думаешь. Ты любишь его, маленькая предательница.
Ням ням ням.
— Но он действительно вел себя как мудак, знаешь ли.
Хруст.
— Ты, я и малыш будем счастливы здесь, Лулу.
Недоверчивый взгляд.
— Не показывай мне такое лицо. Я не так сильно злюсь на него. Это к лучшему.
Лулу проигнорировала ее.
Амара вздохнула и начала готовить ужин.
***
Он устроился между ее ног. Боже, она любила, когда он это делал. Она извивалась возле него, чувствуя, как его плечи раздвигают ее бедра, а его рот опускается на ее холмик. Он покрывал нежными поцелуями ее кожу, его щетина царапала ее чувствительную плоть.
Подождите, почему у него щетина?
— Я так чертовски зол на тебя, грязная девочка, — прорычал он, все еще целуя ее бугорок, не двигаясь туда, где ей были нужны его губы.
Почему он злился на нее? Это она злилась на него.
— Эта киска узнает меня даже во сне, так ведь, малышка?
О, да. Она так промокла, ожидая удовольствия, которое, как она знала, он ей принесет. Она сомкнула бедра, пытаясь заставить его поторопиться. Ах, она скучала по нему, скучала по его прикосновениям, скучала по этому грязному рту. И ей очень нравился этот сон.
Пальцем он провел по ее складкам, и она почувствовала, как ее бедра отрываются от кровати. Это было так реально.
— Ты поедешь со мной домой, малышка, — сказал он ей.
Ей бы это понравилось. Она скучала по территории, по лесу, по холмам, по людям. Она так давно его не видела. Она хотела домой.
— Проснись, Амара, — приказал он ей.
Нет, если она проснется, то потеряет его. Она не хотела просыпаться, не сейчас.
Его язык облизал ее складки. Боже, это так хорошо. Слишком хорошо.
Амара моргнула и открыла глаза, глядя на вентилятор в потолке, работающий на полной скорости, чувствуя, как ветерок ласкает ее твердые, обнаженные соски, чувствуя себя влажной между обнаженными бедрами. Ей потребовалась секунда, чтобы осмыслить все: черную гладкую игрушку, которую она брала в постель, отброшенную в сторону, Лулу, дремавшую на полу у двери, темную комнату, из-за того, что уличный свет проникал в ее окно, и очень сердитый, великолепно голый, слегка бородатый Данте Марони между ее ног.
Какого черта?
С учащенным сердцебиением она внезапно схватилась за простыни и попыталась отскочить назад, но ее остановило его сильная хватка вокруг ее бедер.
— Что ты.. ох дерьмо.
Ее слова закончились стоном, когда он потянул ее вперед, раздвинул ее бедра и погрузился между ее ног.
Амара вцепилась в его волосы одной рукой, другая касалась простыней рядом, она слишком быстро выдыхала, когда его язык входил в нее. Дорогие боги куннилингуса благословили этого мужчину ртом, которым он так хорошо умел пользоваться.
Она закусила губу, притянув его голову ближе, бессмысленно, почувствовав, как волна удовольствия накатывает на нее.
— Да, — выдохнула она. — Боже, Данте, пожалуйста.
Он поднимал ее все выше и выше, его большой палец медленно поглаживал ее клитор, ох, как медленно, доводя ее до самого края, прежде чем внезапно остановился.
— Клянусь богом, Д...
Его рука внезапно зажала ее рот, успокаивая ее, и он покачал головой. С колотящимся сердцем Амара широко раскрытыми глазами наблюдала, как он неподвижно стоял над ней, склонив голову набок, а вена на шее пульсировала, когда он слушал.
Амара ничего не слышала, но посмотрела на дверь и увидела, что Лулу тоже оживилась, ее уши подергивались.
В доме тикали часы. Где-то снаружи лаяла собака. Существа говорили в своем ночном ритуале. Но все это обычные звуки, ничего не тревожившие ни кошку, ни мужчину.
Лулу вышла за дверь, чтобы посмотреть, и Данте отошел от нее, приложив пальцы к губам, предупреждая ее молчать, и бросил ей свою синюю рубашку. Амара кивнула, быстро застегивая рубашку, снова обрадовавшись из-за роста Данте, потому что рубашка доходила почти до колен, и схватила выброшенные трусики, натянув их.
Она увидела, как Данте наклонился, чтобы подобрать пиджак, вытащив пистолет.
Лулу мяукнула снаружи. Данте подошел к двери, его тело истощало спокойствие, пока он ждал, настороженно, почти не двигаясь. Амара наблюдала, тишина душила, узел беспокойства сжимался в ее животе. Она прижала ладонь к животику, желая, чтобы ее сердцебиение успокоилось, и она могла нормально дышать. Сейчас не время для паники.