Я имел возможность обнаружить это с первых дней, наблюдая за двумя служившими у меня солдатами.
После получения приказа Гучкова я сказал им, чтобы они меня звали «господин генерал» и что я буду обращаться к ним на «вы». Они резко воспротивились этому, сказав, что считают меня за отца, и попросили меня не менять старых традиций. И все время, пока я оставался на службе, они продолжали относиться ко мне с тем же вниманием и уважением, что и раньше. И, тем не менее, под влиянием революции они сильно изменились.
Однажды, проходя через кухню в моей квартире, где они оба жили, я заметил в руках моего конюха Василия Набокова газету. На его лице светилась довольная улыбка.
— Что это тебя так обрадовало? — спросил я у него.
— Ваше Превосходительство, — ответил мне Роман, — Василий только что прочитал свою фамилию среди членов Временного правительства.
— Как это?
— Совершенно верно, прочтите сами в газете, — ответил мне Василий, протягивая листок.
И действительно, там был напечатан, не знаю какой, декрет Временного правительства и внизу стояла подпись: «Управляющий делами Временного правительства Набоков».
Прочитав эту подпись, я вспомнил молодость и гостеприимную семью Набоковых: Дмитрия Николаевича – бывшего министра юстиции, такого живого и остроумного; его любезную супругу Марию Фердинандовну, урожденную баронессу Корф, их дочерей, знаменитых своей красотой, и одного из младших сыновей – В. Д. Набокова, подпись которого под декретом Временного правительства взволновала моего скромного конюха, «рафинированного англомана», как в своих воспоминаниях назвал его адвокат Карабчевский.
— Это кто-то из твоих родственников? — спросил я у Василия.
— Не знаю, — ответил он возбужденно. — Но это моя фамилия.
— И что, ты думаешь попросить его о чем-то?
— Да, я должен ему написать.
Я рассердился.
— Советую тебе, мой друг, — сказал я ему язвительно, — попросить у него должность посла в Испании. Напиши ему об этом, объяснив, что ты хочешь в Испанию по причине климата, так как собираешься жениться на бомбометательнице Марии Спиридоновой, возвращающейся с каторги, и хочешь отвезти ее в Испанию, чтобы она там отдохнула от Сибири в ранге жены посла.
— Нет, я не напишу ему, — ответил он, смутившись. — Мало ли что я сказал! Бог знает, что это за человек.
В свою очередь, я пожалел, что напрасно обидел Василия. Я потрепал его по голове и сказал:
— Мой друг, поверь мне: ни Набоков, ни кто-либо еще из них ничего никогда для вас не сделает.
В тот же вечер у меня был разговор с Романом.
— Расскажи-ка мне, Роман, откровенно, — спросил я его, — что говорят солдаты насчет революции?
— Разные вещи, — ответил он уклончиво.
— Что, например?
— Ну, говорят, Ваше Превосходительство, что господа Императора сбросили, значит, сами заместо Императора будут.
На мгновение он умолк.
— Ну и что же?
— Ребята так говорят, — снова начал он, но было очевидно, что он разделяет их мнение. — Ну, товарищи и сказывают: почему же одним господам быть заместо Императора? Когда был Император, господа стояли около Него, как мы были около господ, т. е. мы все были под Императором. Ежели нет Императора, зачем нам и господа-то? Мы и без них обойдемся. Говорят, что теперь сбросят господ. Они Императора прогнали, мы их прогнать тоже можем. Потому что, говорят, с какой стати господа будут править нами без Императора? Ребята так говорят, Ваше Превосходительство, — закончил он.
И в интонациях, с которыми он говорил, чувствовалось, что то, что он заявил, выражало и его глубокое убеждение, хотя он и старался не показывать его, чтобы не причинить мне боли.
На следующий день я пересказал наш разговор начальнику штаба.
— Плохи дела, Ваше Превосходительство, — ответил он мне. — Мои военные писари – тоже честные ребята, но они сильно изменились и без конца разглагольствуют. Один из них особенно усердствует. Вы его знаете: школьный учитель, бородач. Должно быть, принадлежит какой-то партии. Он послал приказ, который вы написали по поводу отречения Императора, в газету «Социал-демократ». Он сказал, что там вам устроят разнос за этот приказ! Что делать, теперь ничего невозможно исправить. По приказу Гучкова они могут вступать в какую угодно политическую партию. Эх, Ваше Превосходительство, измажемся мы в этой революции. Она всех в грязь окунет. Смотрите, мы уже принесли присягу Временному правительству. Чем дальше – тем хуже. Мы все измараемся – и вы, и я!
И правда, кажется, это произошло уже на следующий день после нашего разговора.