На следующее утро Пимен Терехин явился перед Ушаковым и доложил ему о выполнении возложенного поручения.
– Где же ларец? – спросил у него начальник тайной канцелярии.
– Вот здесь, ваше превосходительство, – указал Терехин на ящик, стоявший в углу канцелярии.
Ящик и ларец были вскрыты. Последний был наполнен золотыми и серебряными монетами, разными драгоценными вещами, а кроме того, на дне его лежал запечатанный большою печатью с гербом пакет.
– Вот это для нас будет поценнее золота и камней самоцветных, – с торжествующей улыбкой проговорил Ушаков, ударяя рукой по пакету, на котором рукою князя Алексея Григорьевича Долгорукова было написано: «Моей дочери Марии; сей пакет вскрыть после моей смерти». – Ну, мы не будем, князинька, ждать твоей смерти и прочтем сейчас твое послание к дочери, – продолжал Ушаков. – Только вот что чудно: у князя Алексея, я знаю, лишь две дочери – Екатерина да Елена… Откуда же появилась третья, Мария? Ну, это я узнаю, вскрыв пакет и прочтя письмо.
Ушаков разорвал пакет, вынул из него довольно объемистую тетрадку и углубился в чтение ее.
Это была исповедь князя Алексея Григорьевича пред Марусей. Прежде всего, князь Алексей у нее просил прощения за то, что «почитал ее не как дщерь свою», а как чужую, и доселе не оказывал ей своей «родительской заботы». Далее он рассказывал тайну рождения Маруси, говорил о ее матери, обвинял себя в несправедливости к ней, а в заключение обращался к дочери с такими словами:
«Прости и молись, Маруся, за своего отца, великого грешника… Пред тобою, как перед попом на исповеди, открою я свою душу, свои грехи большие… Во многом и перед многими людьми я виновен, но перед императором Петром Вторым, перед моим благодетелем, виновнее всех… Я и сын Иван алчны к славе, к почестям и стремимся к большему… Не ведаю, удастся ли? Когда ты прочтешь эти строки, усугуби свои молитвы за грешного, умершего отца».
Прочитав это письмо, начальник тайной канцелярии задумался:
«Виновнее всех перед императором Петром Вторым… Я и сын Иван стремимся к большему…» К чему же это «большему» они стремились? Алексей Долгоруков сознается перед какой-то дочерью Марией в своем преступлении против императора, но вины своей и сына Ивана не выставляет. Положим, можно поразведать, что это за вины. Если князь по доброй воле не скажет, можно его и «с пристрастием» допросить. Да торопиться с этим пока еще незачем. Долгоруковы далеко, в ссылке, ну и пусть их там прохлаждаются. С одного вола двух шкур не дерут».
Порешив на этом, Ушаков обратился к Терехину:
– Старую цыганку, что сидит в остроге, прикажи выпустить, потому что никакой вины ее нет, а ларец с золотом и с драгоценными вещами до времени у меня останется, я передам его в руки самой владелице. Понял?
– Так точно, – едва скрывая свое неудовольствие, ответил Терехин: ему очень хотелось запустить свою загребущую лапу в ларец, но по воле начальства он принужден был отказаться от этой мысли.
– А у тебя кто наблюдает за Храпуновым?
– Васька Бородач. Он – парень дельный, положиться можно.
– Ну ладно. Ступай. Ты больше мне не нужен.
Приказ Ушакова был выполнен: старую Марину выпустили из острога.
– А где же ларец? – несмело спросила она у Терехина.
– Про то и пикнуть не смей, старая ведьма, не то поколеешь в остроге, – грозно крикнул на цыганку Терехин.
Печально наклонив голову, побрела Марина в свою хибарку, проклиная в душе сыщика Терехина, но там она только переночевала, а на следующее утро Марина, наняв мужика-попутчика до усадьбы Гвоздина, отправилась туда с недоброй весточкой о ларце, который попал в страшную тайную канцелярию и там застрял.
Неожиданный приезд Марины в усадьбу Красная Горка обрадовал Храпунова и его жену, но затем они встревожились, услышав, что ларец с золотом, на которое они очень рассчитывали, находится в тайной канцелярии и что сама Марина побывала в остроге, откуда ее выпустили, не найдя никакой вины.
– Ты, внучка милая, и ты, Левушка, гнева на меня не кладите. Охраняла я ваше добро, как свой глаз, и не знаю, не ведаю, как это сыщик проведал, что ларец у меня в земле зарыт, – с глубоким вздохом проговорила Марина, заканчивая свой рассказ.
– Может, подсмотрел как-нибудь, – печально промолвил Левушка, на которого рассказ произвел сильное впечатление.
– Когда князь-батюшка прощался со мною, то сказал, что в том ларце хранится его письмо, которое прочитать я должна после его смерти, – промолвила Маруся.
– Как? Неужели в ларце было письмо? – с испугом воскликнул Храпунов. – Ну, плохо дело, Маруся!