В конце августа 1738 года князь Иван Долгоруков и двое его братьев, Николай и Александр, а также воевода Бобровский, майор Петров и поручик Овцын, трое березовских священников, один диакон, слуги Долгоруковых и шестьдесят березовских обывателей в глухую дождливую ночь были взяты капитаном Ушаковым, посажены на небольшой карбас и отправлены в Тобольск. Там была образована для настоящего дела особая экспедиция под начальством Ушакова и поручика Василия Суворова. Начались обычные допросы с пристрастием и розыском.
Иван Долгоруков пробовал было запираться, но пытка вынудила его сказать более, чем он хотел.
В Тобольске его содержали в сырой, душной тюрьме, с тяжелыми цепями на ногах и на руках, причем приковали его даже к стене. Положение князя Ивана было ужасно. Он лишился сна и аппетита; разлука с женой и другие нравственные потрясения мучительно подействовали на него; он впал в страшное нервное раздражение, был близок к помешательству и в полубреду стал передавать все подробности о составлении подложной духовной императора-отрока Петра II.
Начались новые розыски, новые допросы, а с ними и пытки. Ушаков и Суворов предложили князю Ивану шестнадцать вопросных пунктов. Его допрашивали о «вредительных и злых словах» к поношению чести ее императорского величества и цесаревны Елизаветы, о разговорах с Тишиным по поводу его намерения донести, о майоре Петрове, о книге в похвалу его величества, о коронации Петра II, о другой книге киевской печати, «якобы о венчании брака» Петра II с княжною Екатериною, о патентах, о разных березовских знакомых, преимущественно об Овцыне, о подарках Петрову и Бобровскому, о его переписке, а главным образом о подробностях составления, подписания и уничтожения духовного завещания Петра II.
Во время допроса князя несколько раз пытали дыбою. Он почти во всем сознался, только упорно отрицал существование книги киевской печати «якобы о браке его величества», утверждая, что такой книги не было, а что была одна только рукопись о коронации Петра II, которую князь Николай сжег.
Подробно и чистосердечно рассказал он всю историю подложной духовной своего друга-императора. Эта история тяжелым гнетом легла у него на душе, и он был рад очистить свою совесть. Этим последним показанием он оговаривал в весьма серьезных замыслах своих дядей: Василия Лукича, Сергея и Ивана Григорьевичей и Василия Владимировича с братом Михаилом Владимировичем.
Князя Ивана перевезли в Шлиссельбургскую крепость; туда же были доставлены и все оговоренные им Долгоруковы, а двух его братьев, Николая и Александра, сослали в Вологду.
Бедная Наталья Борисовна осталась в Березове со своим шестилетним сыном, будучи к тому же еще беременной, и с третьим братом своего мужа, а также и с золовками. Вот как она описывает свое положение:
«Я кричала, билась, волосы на себе драла; кто ни попадется навстречу, всем валяюсь в ногах, прошу со слезами: «Помилуйте, когда вы – христиане! Дайте только взглянуть на него и проститься!» Не было милосердного человека; ни словом меня никто не утешил, а только взяли меня и посадили в темницу, и часового, примкнувши штык, поставили».
Скоро до Натальи Борисовны дошла печальная весть о том, где находится ее муж с братьями. Это еще более убило бедную женщину.
– Теперь не видать мне моего Иванушки и навеки разлучилась я с ним! – рыдала страдалица-княгиня.
И действительно, ей не суждено было больше видеться со своим мужем.
Как-то раз Храпунов вернулся домой бледный и чем-то сильно встревоженный. Маруся заметила перемену с мужем и спросила:
– Что с тобою, Левушка? Ведь на тебе лица нет… Уж не случилось ли какого несчастья?
– Пока еще нет, а надо ожидать. Дело твоих родичей опять всплывает наружу. Князя Ивана Долгорукова привезли в Шлиссельбург, а его братьев в Вологду сослали. Забрали многих приверженцев Долгоруковых. Не нынче завтра и за мной придут, – печально проговорил Левушка.
– Господи, опять несчастья! Когда же этому будет конец? Ведь ты, Левушка, ни в чем не виновен.
– Я обращался к министру Волынскому, просил у него защиты. Артемий Петрович обещал, но едва ли он сможет что-нибудь сделать в мою пользу.
– Если обещал, то сделает. Ведь ты сам, Левушка, говорил, что Волынский имеет большую силу при дворе.
– Имеет, точно. Но Артемий Петрович один, а немцев много, и все они пользуются доверием государыни, не говоря уже о Бироне.
– Что же нам делать, что делать? – чуть не с отчаянием проговорила молодая женщина.
– Подождем, что дальше будет.