– Но его приговорили, ваше величество.
– Кто приговорил? Кто? Ты, герцог, ты? – Императрица страшно волновалась, на ее глазах виднелись слезы.
– Приговор подписан вашими министрами, государыня.
– Я своею властью нарушаю приговор… Волынский не должен быть казнен.
– Должен, ваше величество, – проговорил Бирон.
– А я говорю – не должен, не должен… Я ничего не хочу слушать. Подай приговор, я разорву его.
– Вы этого, государыня, не сделаете.
– Иоганн, ты слишком многое позволяешь себе! – гневно сверкнув глазами на любимца, проговорила Анна Иоанновна.
– Простите, ваше величество, но я вынужден просить, чтобы вы скрепили своею подписью этот приговор.
– Никогда, никогда! О, я понимаю, в чем дело!.. Ты, ты лично мстишь Волынскому, ты ненавидишь его. Это жестоко, жестоко! Я не подпишу приговора.
– Вот как?.. Покоряюсь вашему решению, государыня, и прошу дозволить мне подать вашему величеству прошение об отставке и уехать в Курляндию.
– Как? Что ты говоришь? Зачем тебе покидать меня?
– А затем, государыня, что я при вашем дворе считаю себя лишним.
– Господи! Опять капризы?.. Ведь это скучно! Я больна, а ты, Иоганн, еще расстраиваешь меня… Ты совсем меня не жалеешь! – со слезами проговорила Анна Иоанновна. – Ну, если виновен Волынский, можно наказать его… сослать в Сибирь, что ли, но к чему же отнимать у него жизнь? Кабинет-министр – и вдруг казнить! Нет, нет, этого я не допущу!
– А я, государыня, опять повторяю, что Волынский должен быть казнен. Ведь подумайте, каково его преступление: он готовился свергнуть вас с трона! Да разве возможно оставлять без строжайшего наказания подобное посягательство? Нет, как угодно, ваше величество, но или Волынский погибнет, или я удалюсь в Курляндию, а двоим нам тесно здесь.
– Ты, Иоганн, останешься.
– Только в том случае, когда вы, государыня, подпишете приговор. Волынский или я.
– Опять за свое, опять?.. Довольно, герцог Бирон! Если тебе тесно при нашем дворе, можешь ехать в свою Курляндию или куда хочешь, но Волынский будет жить! – голосом, не допускающим возражения, проговорила Анна Иоанновна.
– Ну, это мы еще посмотрим! – сквозь зубы заметил Бирон и, поклонившись государыне, вышел.
В конце концов герцог одержал верх над слабовольной да к тому же все еще любившей его императрицей. Смертный приговор был подписан, и злополучный Артемий Петрович, этот великолепный вельможа, сложил на плахе свою голову. Подписывая роковой приговор, больная императрица заливалась горькими слезами.
Смертный приговор Волынскому и его друзьям, Хрущову и Еропкину, был подписан 23 июня 1740 года, а казнь была совершена 27 июня на площади при многочисленном стечении народа, с безмолвным ужасом смотревшего на нее.
Первым казнен был Волынский, потом Хрущов и Еропкин; остальные же приверженцы и друзья Волынского были биты кнутом и плетьми и отправлены обратно в крепость.
– Лихое, тяжелое время переживаем мы. Уж если временщик Бирон добрался до голов вельмож, то до наших голов ему легко добраться, – говорил народ, возвращаясь с казни, и еще сильнее возненавидел Бирона и его клевретов.
Многие искренними слезами оплакивали Волынского, выдающегося государственного деятеля, вскормленного бурной эпохой Петра и безжалостно скошенного мрачной бироновщиной. Богато одаренная натура Волынского совместила в себе и выдающиеся пороки своей эпохи, и светлые черты пробуждавшегося общественного сознания. Добросовестный историк не может закрыть глаза на темные факты его жизни, но прав был и поэт, воскликнувший про Волынского: «Он мнил спасти страну родную!» Поэта можно заподозрить в увлечении, в идеализации своего героя. Но вот свидетельство высокого авторитета: вот что писала о деле Волынского императрица Екатерина II, конечно имевшая возможность ознакомиться с этим делом так полно, как ни один историк:
«Сыну моему и всем моим потомкам советую и поставляю читать сие Волынского дело от начала до конца, дабы они видели и себя остерегали от такого беззаконного примера в производстве дел… Волынский был горд и дерзостен в своих поступках, однако не изменник, но, напротив того, добрый и усердный патриот и ревнитель к полезным направлениям своего отечества. И так смертную казнь терпел и быв не винен».
«Волынский был умен, но чрезвычайно честолюбив, – пишет современник казненного Волынского, Манштейн. – Гордый, тщеславный, неосторожный, он был склонен к интриге и всю жизнь свою слыл за неугомонного человека. Несмотря на эти недостатки, которые он не умел даже скрывать, он достиг высших должностей в государстве. Он начал с военной службы, в которой дослужился до генерал-майора. Отказавшись от военных занятий, он занялся гражданскими делами. Еще при Петре I его посылали в Персию в качестве министра. Он был вторым уполномоченным на Немировском конгрессе, а спустя два года по смерти графа Ягужинского, умершего к концу 1736 года, Волынский получил его должность кабинет-министра. Но здесь он не мог долго удержаться, рассорившись с графом Остерманом, который в своих сослуживцах терпеть не мог ума. Навлекши на себя еще гнев герцога Курляндского, он не мог кончить иначе, как несчастливо».