Тяжело отозвалась казнь Волынского на императрице: ее болезнь усилилась. Государыня близка была к смерти.
Властолюбивому Бирону медики, лечившие императрицу, шепнули, что не только дни, но и часы ее сочтены. Бирон не терялся; он знал, что ему делать.
Воспользовавшись временем, когда государыне было несколько лучше, он тихо вошел в ее кабинет.
– Это ты, герцог? – слабым голосом спросила она.
– Я, ваше величество, пришел узнать о вашем драгоценном здоровье, – заискивающим голосом проговорил Бирон и дал знак дежурной фрейлине выйти.
Та с глубоким поклоном удалилась.
– Плохо, Иоганн, плохо… умираю… близка моя смерть.
– Медики говорят о вашем выздоровлении, они уверяют меня в том, ваше величество…
– Не верь, врут… я чувствую, что скоро умру.
– Ваши слова, государыня, терзают мне сердце, – с отчаянием, может быть, и притворным, воскликнул хитрый и честолюбивый временщик. – Живите, ваше величество, живите для счастья ваших подданных!
– Вот то-то и плохо, герцог, что счастья своему народу я мало принесла… Ах, Иоганн, сегодня ночью мне опять Волынский снился. Он был весь в крови, смотрел на меня с укором и как живой стоял предо мною. Ужасно… и вспомнить ужасно! – задыхающимся голосом проговорила умирающая императрица, закрывая исхудалыми руками лицо.
– Ваш сон, государыня, произошел от расстройства мысли. Смею советовать вашему величеству не думать об этом ужасном человеке!
– И рада бы не думать, да думается. Зачем я подписала смертный приговор? Зачем послушалась тебя!.. Господи, как я страдаю из-за этого, мучаюсь раскаянием! Я молюсь за казненного Артемия Петровича, прошу у него и у Бога прощения, но, верно, моя грешная молитва не доходчива… Облегчения мне нет, нет, – с тяжелым вздохом проговорила императрица и смолкла, как бы забылась.
А Бирон думал в это время:
«Надо пользоваться случаем, надо теперь просить государыню о регентстве. Ей не поправиться, умрет она – и я стану полновластным правителем обширнейшего в свете государства, моя власть будет неограниченна… я буду почти царь».
– Иоганн, ты здесь? – прерывая тишину, снова спросила государыня. – Плохо тебе будет, когда меня не станет.
– Я… я не переживу вашей смерти… я тоже умру.
Бирон не постыдился лицемерить и у одра умирающей императрицы, своей благодетельницы.
– Полно, глупости это! Давай говорить про дело… Кого назначить после себя наследником престола? Царевны Елизаветы я не хочу… Думала было я объявить наследником младенца Иоанна, сына племянницы Анны.
– Так и должно, ваше величество… Пусть будет императором русской земли Иоанн Антонович.
– Младенец-император?.. Кто же будет управлять народом?
– Регент.
– Регент, говоришь? А кого им назначить?.. Тебя, что ли, герцог? – с волнением спросила государыня у Бирона. – Ну, говори правду, Иоганн, ты жаждешь власти? Я знаю, ты давно стремишься к тому, но боюсь я за тебя, Иоганн.
– Не бойтесь, ваше величество… стоять у кормила правления мне не страшно. Прошу коленопреклоненно назначить меня регентом государства. – Бирон стал на колена и, прижимая руку к сердцу, с пафосом воскликнул: – Клянусь вам быть благодетелем и отцом вашего, государыня, народа!
– Хорошо… Если ты, Иоганн, непременно того желаешь, я… я назначу тебя быть регентом до совершеннолетия моего внука Иоанна.
Бирон бросился целовать руки у государыни.
– Ты радуешься, герцог? – сухо спросила Анна Иоанновна.
– Как же мне не радоваться вашей новой милости ко мне, покорному рабу вашего величества?
– Как ты, Иоганн, властолюбив, как властолюбив! Но это властолюбие, я боюсь, погубит тебя!
На следующий день младенец Иоанн, сын принца Антона Ульриха и принцессы Анны Леопольдовны, родной племянницы императрицы, был объявлен великим князем и наследником престола.
Благодаря проискам Бирона мать наследника, принцесса Анна Леопольдовна, была исключена из наследства, тогда как без его интриг именно она вступила бы на престол. В то же время, по словам современника, «в кабинете и в сенате пошли такие интриги, что все, что находилось в Петербурге позначительнее, из духовенства, министров, военного сословия до чина полковника, было призвано в кабинет для подписания адреса герцогу Курляндскому, коим все чины империи просили его принять регентство во время малолетства великого князя до достижения им семнадцатилетнего возраста».