– Что это, мой свет, тебя давно не видно было?.. Уж ты меня, кажется, совсем забывать изволишь!
– Прости, Наташа! Все недосуг.
– Так ли, князь? Ведь мне про тебя иное сказали.
– Что же именно?
– Что будто ты какую-то цыганку-красавицу увез и насильно ее держишь в своих лесных хоромах.
– Как! И про то тебе сказали? – с удивлением воскликнул Долгоруков. – И ты, слыша про меня такие слова, все-таки не гонишь меня от себя?
– Зачем гнать? Разве женихов гоняют? Их ласково принимают, сладко угощают и в передний угол сажают, – с милой улыбкой проговорила графиня.
– Покаюсь, Наташа, во многом я грешен, но про цыганку мои враги наврали тебе.
– Ну, так я и знала! – радостно воскликнула графиня. – Ну станешь ли ты, красавец, любимец государя, возиться с какой-то цыганкой!
– Не скрою от тебя, правда, я день или два продержал цыганку в своих лесных хоромах, но она тайком ушла оттуда. Хочешь – верь, хочешь – не верь.
– Верю, мой сердечный Иванушка, верю. Да и как же мне не верить тебе, моему будущему мужу?
– Ну, Бог знает, буду ли я еще твоим мужем?! Моя судьба может сразу измениться! Знаешь ли, милая, я только что перед отправлением к тебе говорил с придворным лекарем, и он сказал мне, что болезнь государя смертельна и не нынче завтра он должен умереть.
– Бедный, бедный император! Он еще так молод и уже должен умереть!.. – с непритворной горестью промолвила Наталья Борисовна. – Как мне жаль его!..
– А я так прямо места не нахожу себе из-за этого!.. Ведь не станет государя, не станет и меня; все мое счастье было и есть в государе. Я держусь лишь близостью к нему и его благоволением. Врагов у меня без конца и счета, но все молчат теперь, а умри государь – так меня живого со света сживут. И вот, Наташа, обдумав все это, я решил сказать тебе, предупредить…
– Что сказать? О чем предупредить?
– А вот что: откажи мне, Наташа, выбери себе в мужья другого… Ведь умрет государь – меня ждет опала, а может быть, и ссылка.
– Да ты шутишь, Иванушка?
– Уж до шуток ли?
– А если не шутишь, то зачем говоришь мне такие слова обидные? Я люблю тебя, люблю всем сердцем, а ты говоришь, чтобы я отказала тебе. Разве можно?
– Ох, Наташа, родная! Не стою я твоей любви, не стою. Гони меня, выбери другого.
– Предоставь мне, князь, судить об этом!
– Пойми, Наташа: пока жив государь, до тех пор и я жив, не станет его – и меня тоже.
– Ты, наверно, про то говоришь, что если умрет государь, то тебе не будет такой чести, как теперь? Ведь так?..
– Тогда меня живым съедят.
– И, полно, Ваня!.. Авось не съедят! А если есть начнут, то подавятся, – с улыбкой проговорила графиня Шереметева.
– Так ты, Наташа, не прочь выйти за меня, даже если на меня обрушится тяжелая опала?
– Об этом и слов не может быть. Я – твоя обрученная невеста и должна быть твоей женой.
– Голубушка, сердечная! – И князь Иван бросился целовать руки своей невесты, а она ласково коснулась своими устами его волос.
Если не счастливым, то успокоенным вернулся Иван Алексеевич во дворец и хотел пройти в спальню больного государя, чтобы вступить там на свое обычное дежурство, однако ему сказали, что у государя находится царевна Елизавета Петровна. Князь тихо подошел к двери и услышал за нею глухие отзвуки двух голосов. Он не рискнул помешать этой беседе и остался в соседней комнате, решив выждать, пока цесаревна удалится.
Некоторое время он оставался один, но затем к нему подошел возвратившийся во дворец отец и сурово обратился к нему:
– Ты что же здесь торчишь и не идешь к государю?
– Там цесаревна Елизавета Петровна, – ответил князь Иван.
– Как? Цесаревна Елизавета у государя, а ты торчишь здесь! Да разве не говорил я тебе, что твое место при государе, что ты обязан неотступно находиться при нем?! И дурак же ты! Недогадливый дурак!
– Полно, батюшка, ворчать и ругаться.
– Да как же не ворчать и не ругаться? Зачем ты допустил цесаревну к государю?
– Меня не было. Я навестил свою невесту.
– Нашел время ехать! Ох, Иван, сам ты погибнешь и нас на погибель тянешь.
– Не я вас, а вы меня к погибели тянете, – резко и сердито проговорил молодой князь. – Уйду я от вас… Делайте что хотите без меня, а меня оставьте, не впутывайте!
– Ну, ну, полно, полно. Сам пойми: теперь дорога всякая минута, а ты уходишь, оставляешь государя одного, – уже совсем мягким голосом проговорил князь Алексей, сразу вспомнив, какое значение имел у государя его сын.