– Ведь он только что женился. Не прошло и двух дней, как его обвенчали.
– Мне до этого нет дела! Лучше говори скорей, где твой племянник, иначе я прикажу опять начать обыск!
– Его нет дома. Он гуляет с молодой женой… в лесу, неподалеку от моей усадьбы.
– Ладно, посмотрим. Эй, команда, за мною, в лес! – крикнул офицер солдатам и направился с ними в лес, находившийся не больше как в версте от усадьбы.
Петр Петрович сказал правду: его племянник находился в лесу с красавицей женой. Оба они весело разговаривали и смеялись, прохаживаясь по густому лесу, не подозревая, что над ними нависла грозная туча.
В лесу было тихо, хорошо, привольно. Но вдруг эта тишина прервалась, и до ушей счастливых молодых донеслись сдержанный говор и быстрые шаги.
– Я слышу голоса, к нам идут, – прислушиваясь, с тревогою проговорила Маруся.
– И то. Кто бы это был? Маруся, да ты в лице переменилась. Ты испугалась, милая? – ласково спросил Храпунов. – Но чего, чего, моя голубка?
– Сама не знаю. Только вдруг так грустно. Ох, Левушка, не перед добром это.
Едва только молодая женщина проговорила эти слова, как по дороге им навстречу показались солдаты и офицер.
– Солдаты… Видно, за мной! – крикнул Храпунов.
Эти слова как-то невольно вырвались у него из груди.
– Отгадал… мы за тобою, – грубо проговорил офицер, поравнявшись с Храпуновым, и, показывая на него солдатам, добавил: – Окружите его и ведите!
– Куда? – бледнея, спросил у него бедняга.
– Пока к твоему дяде, в усадьбу, а оттуда повезем тебя в Москву.
– В Москву? Нет, нет. Я не отдам вам Левушки, не отдам! Он мой! – с горьким плачем проговорила бедная Маруся, крепко обнимая мужа.
– И не отдала бы ты, барынька, а мы возьмем, и тебе с муженьком расстаться придется, – проговорил офицер.
– Никогда, никогда! Куда Левушка, туда и я.
– Ведь его в острог указано доставить.
– В острог? За что же? – воскликнул Храпунов.
– Про то тебе скажут. Да ты и сам, чай, знаешь, за что тебя сажают. Ну, растабарывать нечего, пойдем!
Злополучного Левушку привели обратно в усадьбу к дяде под конвоем солдат.
С помертвевшим лицом, едва передвигая ноги, шла за ним Маруся. Ее горе было страшно, безысходно. Она теперь не плакала; слезы не облегчали ее намученной души.
Офицер, присланный арестовать Храпунова, не дал ему и часа пробыть в усадьбе у дяди.
– Скорее, скорее, мне недосуг прохлаждаться с тобой! – кричал он на бедного Левушку, торопя его.
– Господин офицер, молви мне, есть у тебя сердце или нет? – сурово посматривая на нежеланного гостя, спросил у него старик Петр Петрович.
– Знамо, есть! Неужели, господин майор, ты думаешь, что без сердца может жить на свете человек?
– А вот ты живешь на белом свете без сердца, – желчно заметил ему Петр Петрович. Он сердечно простился с племянником, крепко обнял его и несколько раз принимался крестить и благословлять его. – Поезжай, племяш… уповай непрестанно на милость и правосудие Божие! Господь не попустит погибнуть неповинному, и чистого не скоро загрязнишь.
– Дядя, родной, не покинь Марусю, не оставь ее в несчастии и горе. Прошу о том усердно, – дрогнувшим голосом, со слезами воскликнул Храпунов.
– О чем, племяш, просишь? Маруся мне теперь не чужая, а дочка, Богом данная… вместо отца был ей и во время свадьбы, и теперь таким же буду.
Марусю с большим трудом оторвали от мужа и, как мертвую, в беспамятстве понесли в ее горницу.
Вся майорская дворня вышла проводить молодого боярича. Левушка, несмотря на свое краткое пребывание в усадьбе дяди, сумел снискать между дворовыми любовь и преданность себе, а потому, когда его заковали в цепи и посадили с солдатами в телегу, послышался громкий плач с причитаниями дворовых баб.
Телеги с офицером, Храпуновым и солдатами съехали со двора и скрылись из глаз, а старый майор все продолжал стоять на крыльце; он так ослабел от горя, что не мог стоять без посторонней помощи: его поддерживали под руки двое здоровых парней.
– Батюшка-барин, не изволишь ли в горницу идти? Да прилег бы, твоя милость, отдохнуть, – соболезнуя горю своего старого господина, сказал ему один из парней.
– А племяша увезли? – тихо спросил Петр Петрович у дворового.
– Увезли, батюшка-барин, – со вздохом ответил тот.
– Увезли, увезли. Разлучили! Звери, а не люди. Проклятья вы достойны. Я сам поеду в Москву, паду к ногам матушки-царицы и буду слезно просить у нее милости и правды! Да, да… Я завтра же поеду. О Господи, какое горе… какая беда! – крикливым голосом проговорил секунд-майор. – А что племянушка, сердечная моя?
– Все без памяти лежит, ровно мертвая!