Гербовый щит, целиком заполненный серебряным прямым крестом в червленом поле, служил гербом Ордена в целом. Он часто помещался в верхней части кавалерского знака, над восьмиконечным крестом с короной; в зависимости от статуса обладателя знака щит дополнялся трофеем или металлическим бантом.[109] Полная, парадная версия герба включала также крест обетного рыцаря за щитом, орденские четки и магистерскую корону с мантией.[110] Этот герб в равной степени относился к Ордену как к монашескому братству и как к государству.
Порой наряду с основной версией герба употреблялся и червленый щит с серебряным крестом характерной восьмиконечной формы, повторяющим очертания орденского знака, Двойственность имела средневековые корни: в ранней геральдике самые несходные формы крестов зачастую были взаимозаменимыми. На протяжении XVIII века, однако, Орден практически изжил эту «неопределенность герба», отодвинув щит с мальтийским крестом на периферию своей официальной символики.
Геральдические правила сложились в Державном ордене постепенно: в основном их оформление пришлось на период от конца XIV века до времен великих магистров Пинто де Фонсеки и де Рогана. Любопытно, что в протестантском Бранденбургском бальяже иоаннитов утвердились иные, довольно курьезные правила составления гербов. Отказ от монашеских обетов лишил крест за щитом первоначального смысла, и бранденбуржцы стали трактовать его как знак командорского достоинства, тогда как простые кавалеры по-магистерски включали герб Ордена (а иногда — орденский крест в червленом или черном поле) в свои щиты вместе с родовыми эмблемами. Подобные расхождения в правилах объяснялись тем, что Орден и его бранденбургская ветвь к XVIII веку стали двумя совершенно раздельными сообществами, связанными лишь в силу деклараций и финансовых обязательств.[111]
С основанием Российского приората в ноябре 1797 года две геральдические традиции, как и две «опекающие» их юрисдикции, пришли в соприкосновение. По конвенции (статья XXXVI) император обеспечивал мальтийским рыцарям право пользоваться в России всеми привилегиями, «коими знаменитый орден пользуется в других местах по уважению и благорасположению Государей».[112] Это пожалование позволяло кавалерам сохранять в пределах империи традиционные для Державного ордена общие правила оформления гербов.
Конечно, ни из этой статьи конвенции, ни из других ее частей невозможно вывести подтверждение российской короной отдельных гербов, принятых в Ордене, или же «увольнение» употребляемых в России иоаннитских гербов из ведения имперских властей. Мальтийская юрисдикция не сливалась и не соединялась с имперской; орденское утверждение герба, как и прежде, имело в России статус вполне законного, но иностранного. Полную силу орденское признание имело лишь в пределах рыцарского государства на Мальте. В других странах такой герб мог употребляться при отсутствии противоречий с местными законами и обычаями.
Между тем 1 января 1798 года последовало Высочайшее утверждение первого тома Общего гербовника и приложенного к нему манифеста, установившего достаточно строгие правила геральдического учета в России: «Все гербы в Гербовник внесенные оставить навсегда непременными так, чтоб без особливого НАШЕГО, или Преемников НАШИХ повеления, ничто ни под каким видом из оных не исключалось и вновь в оные не было ничего прибавляемо».[113]
Разумеется, это установление следует толковать в контексте геральдической традиции. Недозволение исключать что-либо из герба не означало того, что герб нельзя изображать в сокращенном виде (например, без намета, без шлема, в некоторых случаях — с упрощенной композицией щита и т. д.). Точно так же строгие формулировки манифеста не воспрещали включать в герб орденские знаки (по крайней мере высочайше дозволенные к ношению в России) и традиционные должностные атрибуты (из числа которых, впрочем, в России были привычны только фельдмаршальские жезлы). Этот же принцип, истолкованный в духе XXXVI статьи русско-мальтийской конвенции, позволял российским бальи Ордена вводить capo dell'Ordine в свои гербовые щиты, не нарушая геральдического законодательства империи.
Ярким примером может послужить герб князя Александра Борисовича Куракина — того самого, который в детстве играл с маленьким Павлом Петровичем в «кавалеров мальтийских». В 1797 году князь, уже в чине вице-канцлера вместе с Безбородко представлял российскую сторону при подписании конвенции с Орденом. Брату же его, генерал-прокурору Алексею Борисовичу, было поручено руководить составлением Общего гербовника. Вскоре князь Алексей оказался в немилости; но это не помешало родовому гербу Куракиных попасть в первый том Гербовника и получить утверждение 1 января 1798 года.[114]
109
Ни трофей, ни уложенная в виде банта золотая лента не являлись элементами герба Державного ордена; они лишь дополняли его в составе орденских знаков.
К началу XIX века детали орденских знаков все еще оставались чрезвычайно нестабильными, и во многих случаях герб входил в трофей не в виде щита, а на знамени, на кирасе и т. п., а на банте не помещался вовсе. См., например:
110
В гербы Ордена и его главы иногда вставлялся полугербовый декор — знамена, венки.
Иногда такой декор, арматура, прямо указывающие на связь с Орденом (госпитальерские знамена и т. п.), полностью заменяли орденские знаки. Вообще же геральдические обычаи рыцарей св. Иоанна были — и в значительной мере остаются — очень гибкими. Многие бальи не пользовались
111
113
Общий Гербовник… Ч. 1. СПБ., 1797. С. 6. В Гербовник вносились родовые, а не личные гербы Почести персонального, временного характера учету в Гербовнике не подлежали; если же им случалось попасть в него, они приобретали наследственный характер, как это было в случае с графами Чернышевыми (там же, № 20) — медальоны с портретами Петра I, пожалованные им Григорию Петровичу Чернышеву и зафиксированные в дипломе Елизаветы I на имя последнего, по недосмотру оказались внесены в Гербовник и перепожалованы всему роду.
114
Общий Гербовник… Там же, № 3. Щит разбит начетверо; в первой и четвертой червленых частях серебряный орел с золотыми вооружениями (измененный герб Польши), во второй, серебряной, — стоящий на золотой оконечности золотой с пурпурными подушкой и спинкой трон, на сиденье которого поставлены накрест золотые скипетр, завершенный крестом, и крест на длинном древке; трон завершен во главе золотым подсвечником с тремя горящими свечами естественных цветов и сопровожден по сторонам черными восстающими медведями, поддерживающими скипетр и крест (версия герба Великого княжества новгородского); в третьей, лазоревой, — серебряный крест, три верхних плеча которого уширены, поставленный на опрокинутом золотом полумесяце с ликом; в оконечности — серебряная шестиконечная звезда (измененный герб «Корибут»); в червленом сердцевом щитке — воин в латах и шлеме, воздевающий саблю с золотым эфесом, при золотом щите, скачущий на серебряном коне, покрытом червленой попоной (версия герба Великого княжества литовского). Щит окружен пурпурной мантией с золотыми бахромой и кистями на шнурах, подбитой горностаем и увенчанной княжеской шапкой. Куракиными, в том числе и Александром Борисовичем, не раз употреблялись версии герба, не вполне совпадающие с высочайше утвержденной, однако эти отступления воспринимались как несущественные и не были намеренными.