Интересен раздел юридической литературы. В библиотеке имелось «Истолкование английских законов» Уильямса Блэкстона, одного из крупнейших английских юристов XVIII века, труды которого были величайшим авторитетом во всех конституционных вопросах. «Словарь юридический или свод российских узаконений, времянных учреждений суда и расправы», вышедший в 1791–1792 гг. в пяти книгах, одного из самых плодовитых и разносторонних русских писателей XVIII века — Михаила Дмитриевича Чулкова. Кроме того, имелись издания на французском языке «Принципы публичного права» и «Публичное право». Видимо, справедливо один из приближенных Павла I — П. X. Обольянинов — заметил, что «Павел был много начитан, знал закон, как юрист, и при докладах вникал во все подробности и тонкости дела».[199]
В заключение необходимо коснуться еще одного вопроса. Как известно, 18 апреля 1800 года был опубликован указ Павла I сенату, в котором говорилось: «Так как через вывозимые из-за границы разные книги наносится разврат веры, гражданского закона и благонравия, то отныне, впредь до указа, повелеваем запретить впуск из-за границы всякого рода книг, на каком бы языке оные ни были, без изъятия, в государство наше, равномерно и музыку».[200]
Появление этого указа трактуется некоторыми исследователями как борьба с книгой вообще. Думаем, что такая трактовка неверна. Не с книгой Павел I пытался бороться, а с влиянием Французской революции, о чем прямо говорится в указе. Это было одной из главных задач его царствования, и при решении этой задачи он считал возможным действовать по принципу «цель оправдывает средства». Что же касается книгопечатания, то можно полностью согласиться с А. А. Зайцевой, которая, исследуя проблемы книгопечатания в России в конце XVIII века, пишет: «Если пристальнее взглянуть на многочисленные указы Павла I в области цензуры (за 4 года было издано 15 указов), то становится очевидным, что этот «цензурный потоп» не был направлен против книгопечатания как такового, хотя уже стало своеобразной традицией, исходя из общей оценки времени Павла, говорить и об упадке книгопечатания». Далее автор приводит данные книжной статистики, которые опровергают общепринятое мнение о том, что «к концу века резко и неуклонно снижается количество книжной продукции».[201]
Этот указ как раз показывает, что Павел I прекрасно понимал роль книги в жизни общества, ее влияние на настроение умов. В данном случае мы видим типичный пример того, как глобальная стратегическая цель заставляет государственного деятеля пренебрегать решением частных, тактических задач — в данном случае проблемами распространения иностранной книги.
С детских лет книга была органической частью духовного мира Павла I, и интерес к ней он сохранил до последних дней своей жизни (известно, что в последней резиденции императора — Михайловском замке — также была создана библиотека, о составе которой, к сожалению, мы ничего не знаем). Поэтому с уверенностью могут быть отвергнуты ходячие представления о Павле как о грубом, недалеком, полусумасшедшем солдафоне, думающем только о вахтпарадах и муштре,
Павел I серьезно готовился к своей будущей роли — Российского Самодержца. Он получил солидную теоретическую подготовку. Однако далеко не всякому человеку дано соединить теорию с практикой, Павлу I этого сделать не удалось. В этом его трагедия. В этом корни катастрофы 11 марта 1801 года.
Т. Н. Жуковская
Рыцарские традиции в облике русского офицерства в первой четверти XIX века
В 1898 году Особое совещание по делам дворянского сословия отмечало: «Исторически сложившимся призванием нашего дворянства всегда было служение государству, причем, главным поприщем сего служения искони была служба военная».[202] Современный историк русского офицерства С. В. Волков справедливо считает, что офицеры как профессиональная группа стояли в социальном плане выше любой другой социальной группы в стране.[203]
199
Цитируется по:
201