ВКВ представил себе, что Вершитель лапает сейчас племянниц, и его аж передернуло.
Да, во время войны завоеватели насилуют женщин сплошь и рядом, но это женщины врага. Своего рода боевой приз… А эта скотина за семью союзника взялся, подлюга. Да, конечно, союзник остался уже в прошлом, но все равно… Сукин сын! От безнаказанности господа властители голову теряют. И совесть — тоже. Что ж, Вершитель, придет время, и я выставлю тебе счет. И не хватит у тебя никаких денег, чтобы его оплатить. Попомни мое слово!
— Как же тебе удалось вырваться, Оленька?
— Вырваться, дядя, абсолютно неподходящее слово.
Оказалось, что она еще не завершила свою историю. И начался новый рассказ.
А когда он закончился, великий князь Владимир понял, что впереди его снова ждут долгие размышления.
— Послезавтра, дядя, я улетаю назад, к брату. И к этому времени должна буду знать, что ты решил.
И ВКВ обнаружил, что впереди у него самые тяжелые часы в его долгой жизни.
Глава семьдесят первая
Через три дня после отбытия Ольги на встречу с ВКВ императору пришла секретная хивэграмма.
Послание было от адмирала Приднепровского. Оно гласило:
«Ваше императорское величество!
Спешу доложить, что укомплектование Четвертого флота боевыми кораблями успешно завершено».
Еще через два дня Ольга вернулась и подробно рассказала о двух своих встречах с великим князем.
Посылая сестру на Коломну, Осетр еще не знал, что он предпримет дальше. Однако сказавший «а» должен говорить и «б». И теперь, отпустив Ольгу отдыхать, император связался с министром имперской безопасности и поставил ему срочную задачу. А потом позвал к себе секретаря.
— Вот что, Найден… Я снова намерен отправиться на несколько дней за пределы Нового Санкт-Петербурга. Причем хочу, чтобы на сей раз об этом не было известно никому, кроме тебя и графа Охлябинина.
Найден тут же заартачился:
— Как? Опять? В одиночку?
— Так, опять и в одиночку! Предстоящее путешествие значит для меня не меньше, чем операция на Саммерсити. Поэтому я прошу тебя связаться с академиком Поздняковым и тайно доставить во дворец симулякра, изображавшего императора во время моего последнего отсутствия. Все будет, как тогда. Отличие одно — на сей раз о подмене знаешь только ты и граф Охлябинин. И, повторяю, больше не должен знать никто…
— Даже генерал Засекин-Сонцев?
— Даже он… Поскольку во время моего путешествия никаких совещаний не запланировано, скрыть отсутствие императора будет проще. Для мира я занят настолько, что никого не принимаю и ни с кем не разговариваю. Даже с генералом Засекиным-Сонцевым. Потерпит. Если станет настаивать, скажи, что император решил провести несколько дней с женщиной. И категорически запретил беспокоить. Под страхом смертной казни…
— А кого казнишь? Меня? Или его? — Найден осклабился. — Или вообще женщину?
— Перестань, не время для шуток… Полечу, как уже не раз, обычным рейсовым транссистемником. Под чужим именем, разумеется. Срочно свяжись с графом Охлябининым, он уже должен сделать мне липовые документы. Потом срочно закажи по этим документам одиночную каюту на ближайший транссистемник, отправляющийся к Ярославщине. Ты там был, дорогу знаешь… Все, свободен!
Найден постоял пару мгновений, будто ждал, что император отменит свое решение, потом повернулся через левое плечо и удалился.
А Осетр снова задумался — не слишком ли он рискует?
Да, риск есть.
Вполне может статься, что господа ВКВ с Барятинским захотят взять узурпатора в плен. Да только мало верится!
Во-первых, при подобных планах великий князь не тянул бы с решением о встрече до последнего момента, явившись к Ольге, когда та уже собиралась покидать гостиницу.
Во-вторых, он бы непременно встретился (или хотя бы связался) с адмиралом Барятинским, чтобы посоветоваться. А граф Охлябинин доложил, что ВКВ связался только со своим адъютантом и сообщил, что устроил себе двухдневный отпуск, намереваясь провести его в кругу семьи.
В-третьих, тот же Охлябинин утверждает, что за Ольгой на Коломне не было совершенно никакой слежки. А узнай о неожиданной гостье адмирал Барятинский, слежка была бы организована. Причем самая примитивная, учитывая, что со специалистами этого дела у Барятинского огромные трудности.
Ну, и в-четвертых. Если бы ВКВ задумал недоброе, он бы вряд ли назвал местом встречи Ярославщину. Скорее всего, он сообщил Барятинскому, что отправляется на новую встречу с Засекиным-Сонцевым, и на сей раз не стоит привлекать к этой встрече ничье внимание. Может, адмирал и не поверит ему. Но вряд ли он способен предположить, что соратник намерен встретиться с самим узурпатором.
В общем, риск есть, но крайне невелик. Да и поздно теперь отказываться!
За два дня до отлета он все-таки позвонил Яне. Не представляясь, разумеется…
Улететь не попрощавшись было выше его сил. Даже если она не пожелает встретиться, то хотя бы увидеть на видеопласте любимое лицо уже дорогого стоит!
Однако ответила ему вовсе не Яна.
Простите, дорогой господин, княгиня с малолетним сыном отбыли на отдых. Позвоните через две недели. А если у вас срочное дело, свяжитесь с нашим хозяином, князем Стародубским. Он ответит на все ваши вопросы. Дать вам номер его браслета?
— Спасибо, не надо, — сказал Осетр. — Дело у меня не срочное. Я перезвоню через две недели.
Ладно, если судьба сегодня отняла у тебя бутерброд, завтра она одарит тортом.
С этой мыслью он и отбыл в космопорт.
Глава семьдесят вторая
Великий князь Владимир был настолько озабочен предстоящей встречей, что даже, нарушая этикет, не встал из-за стола.
— Я могу войти, дядя? — учтиво спросил Осетр.
Только тут ВКВ пришел в себя:
— Да, конечно… ваше императорское величество.
Было хорошо заметно, с каким трудом дались ему два последних слова.
— Благодарю вас, дядя!
Осетр мог бы проследовать к стоящему возле стола креслу для посетителей, но остался возле двери.
Император, конечно, теоретически хозяин любого кабинета в Росской империи, но не стоит начинать столь важный разговор с подчеркнутого неуважения к реальному хозяину. Пусть лучше тот осознает собственное неуважение к гостю…
ВКВ осознал собственное неуважение очень быстро.
— Проходите, ваше императорское величество. Присаживайтесь, пожалуйста!
Вот теперь Осетр прошел и сел.
ВКВ, подумав пару мгновений, не стал занимать место за столом. Угнездился во втором кресле для посетителей, продемонстрировав таким образом, по крайней мере, желание поговорить на равных.
— Что занесло вас в такую даль от столичных миров, ваше императорское величество?
— Интересы империи, дядя.
ВКВ криво усмехнулся:
— Экий пафос, ваше императорское величество!
— Пафос не пафос, а соблюдать интересы империи — мой долг. Да и ваш тоже, великий князь.
ВКВ поморщился:
— Я хорошо помню о своем долге, ваше императорское величество! И не собираюсь нарушать присягу. Хотя, как я теперь понимаю, вы всячески провоцировали меня, чтобы я совершил это преступление. Наверное, чтобы можно было арестовать меня без нарушения закона.
Осетр улыбнулся, открыто и доброжелательно.
— Не скрою, посещала нас и такая мысль. Но мы от нее отказались. И даже, если помните, дядя, не упрятали в застенки вашу семью.
И тут великого князя словно прорвало:
— И я ничего не буду скрывать. Я много думал в последнее время. Сначала мне просто казалось, что судьба обошлась со мной немилостиво. Меня отодвинули в сторону, а возвели на трон мальчишку. Обида была столь велика, что я стал склоняться к заговору против вас, ваше императорское величество. И даже сделал для этого немалые шаги. Кое-какие силы мне собрать все-таки удалось, пусть я и понимал, конечно, что они вряд ли смогут дать какую-то гарантию. Но не поэтому я решил отказаться от восстания. Хотя мог бы и решиться на него… В конце концов, смерть в бою — неплохой конец жизни, честный и достойный — даже если бой этот сам по себе и преступен. И я шаг за шагом шел к этому бою, хотя и сомневался в его необходимости. Но недавно я понял главное… — ВКВ вскочил из кресла и принялся мерить кабинет шагами. Говорил он уже как бы сам с собой, не оборачиваясь к гостю. — Я понял главное. Судьба справедлива. Она каждому воздает по заслугам. Великий князь Владимир слишком неуверен в себе и слишком нерешителен для того, чтобы занять росский трон. Даже весь ход заговора свидетельствует об этом. Я то готов был объединиться с мерканцами с целью свергнуть нынешнего императора, то вспоминал, что воспитали меня все-таки совсем в другом отношении к ним, то начинал сомневаться — а поддержит ли меня большинство росичей или мне неизбежно придется уходить в оборону от общественного мнения, как мой старший брат, но в конце концов все равно обрести его судьбу. А если и уцелеть, то в самом гнусном статусе, статусе предателя. С такими метаниями заговоры не готовят. Но главное, конечно, в том, что я ненавижу мерканцев и прекрасно понимаю все их стратегические цели. Мы им нужны в качестве пушечного мяса. Они хотят на свою великолепную военную технику посадить чужих баранов, а не собственный народ. Я их, конечно, по-государственному понимаю, но совершенно не желаю, чтобы баранами, отдаваемыми на заклание, были росичи. Я родился в моей стране и вместе с нею умру. Если мне суждено погибнуть в борьбе, то пусть это будет борьба с врагами, а не с собственным народом. — ВКВ остановился и повернулся к Осетру. — Вот такой вот пафос… племянник…