Что ж, пусть Штеттин. Там тоже есть подворье новгородских купцов… и, может быть, что-то удастся узнать о судьбе подвергшегося пиратскому нападению каравана. Неужели ни одно судно не спаслось? Маловероятно.
Ближе к вечеру любезнейший господин Вандервельде, как и обещал, принял «герра Мюллера» в своей каюте, оказавшейся куда просторней, нежели предоставленная гостю каморка.
Стол уже был накрыт – ржаные лепешки, суп из кореньев и свежей крапивы в большой серебряной супнице, жареная, обильно сдобренная шафраном и прочими пряностями рыба, просяная каша на конопляном масле, паштет из мелко порубленных птичек – воробьев или синиц – со свеклой и морковью, вареные пестрые птичьи яйца, орехи, изрядный кувшинец вина. С него и начали.
Выпив за знакомство, поели, затем снова выпили и перешли к неспешной беседе, изредка прерываемой лишь появлением помощника шкипера – несколько угрюмого молодого парня с вытянутым мосластым лицом. Помощник советовался с хозяином по поводу курса и ночлега, предлагая пристать к какому-то островку… что и было сделано, и новые приятели, вышедшие на палубу освежиться, с полчаса любовались закатом и островом – таким же, на котором до того прозябал князь, правда, куда большем. И лес тут рос гуще – не только сосновый бор, но и ельник, и даже виднелась крытая лапником рыбацкая избушка, сложенная из серых от времени бревен.
– Тут раньше было языческое капище, – охотно пояснял шкипер. – Даже приносили в жертву людей! Да-да, не удивляйтесь, такие вот были когда-то кровавые и безбожные времена, не то что нынче. Да-а… подумать только, сколь великих успехов с соизволения Господня достиг человеческий ум! Мельницы, бумага для письма, стекло, изящные ткани, доспехи по фигуре – все для удобства жизни. А ведь еще каких-то лет двести назад ничего этого не было! И все жили в дикости… бедные, бедные люди.
За соснами пламенел закат, и отражающиеся в темных волнах кроны деревьев казались объятыми пламенем. В быстро темнеющем небе прямо на глазах вспыхивали желтые звезды, и мерцающая половинка луны качалась над крышей рыбацкой избушки, уже почти не различимой из-за наступившей ночной тьмы.
– Гейнц, – обернувшись, подозвал шкипер молодого матроса. – Зажги-ка в моей каюте свечи, да не сальные зажигай, достань из шкафчика хорошие, из русского воска.
Кивнув, матрос убежал исполнять приказание, а хозяин «Сесилии» посмотрел на звезды.
– Вот ведь, горят. И указывают дорогу морским судам… только здесь слишком уж много островов и скал для того, чтобы идти ночью. Ну что, дражайший герр Мюллер? Спустимся ко мне? У нас еще остался марципановый пирог, правда, немного черствый, сладкий мармелад из корней лопуха с шиповником, орехи и, конечно, вино. Посидим, поговорим, выпьем… как принято у нас в Голландии, я ведь оттуда, из Гента.
Собственно, говорил один шкипер, судя по всему, относившийся к той, не столь уж и редко встречающейся породе людей, что нуждаются вовсе не в собеседниках, а скорей, в слушателях. Это сейчас было князю на руку – он вовсе не хотел в подробностях рассказывать о себе – врать. Тем более столь гостеприимному и любезному человеку, как герр Антониус Вандервельде.
А герр Вандервельде говорил о многом – от устройства небесных сфер, описанного знаменитым Николя Оресмом, до рецепта похлебки из чечевицы с шалфеем, толченым жареным луком и корицей.
В эту ночь Егор уснул поздно и проснулся лишь от беготни матросов – судно снималось с якоря. И снова безбрежное море, и поросшие редколесьем скалистые островки, и крики кружащих над мачтами чаек.
Вот впереди показался парус, потом – еще один, и даже несколько – еще немного, и Вожников смог разглядеть около двух десятков вымпелов ганзейского города Ростока. Быстро догнать медлительные пузатые когги юркой шняве не составило никакого труда. По приказу капитана на грот-мачте взвился цветастый зелено-красный стяг – как видно, сигнал приветствия. Точно такими же флагами отсалютовали и ганзейские корабли – не слишком ли много чести для простых рыбаков? Или шкипер Антониус Вандервельде был у ганзейцев на особом счету? Оказывал какие-то услуги? Наверное, так.
Нагло вклинившись в средину торговой флотилии, «Сесилия» зарифила паруса, уравнивая скорость, да так и пошла вместе с коггами. Странно, что их капитаны не протестовали. Уж точно – имелись у голландца какие-то заслуги.