— Ай, молодца! — восхитился милиционер, бережно заворачивая часы в носовой платок и пряча их в карман. — Мы обязательно найдём хозяина. Спасибо тебе! Ступай, мальчик...
— Моя фамилия Бубенцов, — сообщил Ерошка. — Я из 123-й школы-интерната. Один-два-три. Запишите.
Постовой записывать не стал. Заверил, что запомнить номер и фамилию ему не составит никакого труда. Потому что профессиональную память специально тренируют в милицейской школе. Бубенцов всё же для надёжности ещё раз повторил свою фамилию:
— Бубенцов! От слова «бубен». Меня так дразнят.
Он знал, что фамилия в таких случаях необходима. Когда на доске объявлений повесят благодарность из милиции, там будет написана его фамилия. «Честный поступок пионера Ерофея Бубенцова». И многое простят Бубенцову строгий завуч и злая химичка. На утренней линейке, поставив Бубенцова перед строем, директор зачитает вслух заметку из газеты «Пионерская зорька».
Всю следующую неделю радость предстоящего праздника переполняла Ерофея. Самое трудное было теперь — дождаться. Ерошка нетерпеливо подгонял время. Но дни шли за днями. И дни эти проходили напрасно. В конце концов Ерошка не утерпел, решил посоветоваться. в субботу, отпросившись у воспитателя, поехал к отчиму, рассказал про золотые часы.
Отчим внимательно выслушал, потемнел лицом. Спросил, в каком точно месте стоял милиционер. Надел пиджак с галстуком, плащ, шляпу и молча ушёл куда-то. Вернулся к вечеру ещё более хмурый. Походил по дому, включил радиолу. Как раз передавали классическую музыку. Отчим не любил классику, но в этот раз включил звук на полную громкость. А затем молча и без всяких объяснений больно высек Бубенцова ремнём.
Пятая симфония Бетховена заглушила Ерошкины вопли.
3
— Ра-а-а-тата-та-а!.. Громче, Настя! — повторил Бубенцов. — На полную!
Настя пошла к подоконнику. И именно в этот миг, когда все иные звуки мира покрыл водопад бравурного гимна, в дверь внезапно позвонили. Ни Бубенцов, ни его красивые девушки ничего не услышали.
Звонков было три. Два коротких, третий длинный. Седовласая Зора, глухо ворча, пошла отпирать. Сняла цепочку. В прихожую осторожно вступили трое азиатов. Два невысоких, третий длинный. Как будто материализовались звонки. Длинный абрек с маленькой бритой головой отстранил старуху. Зора попятилась, рухнула на диванчик. Взыграли рыдающими басами пружины. Бельмы старухи сверкнули из темноты молодо, ярко. Так с треском вдруг вспыхивает напоследок почти уже угасшая свеча. Вспыхивает на одно мгновение, выстрелив копотью, освещает на миг пространство вокруг, а после гаснет и смыкается вокруг кромешная темень.
Трое вошедших замерли, прислушались. Один из них, низкорослый, сутулый, с руками ниже колен, походил немного на орангутанга. Со стороны кухни из-за бархатной шторы, похожей на театральную кулису, пробивалась бравурная музыка. Орангутанг смерил глазами расстояние, перебрал ногами, затем коротко разбежался, подсел и ударил пяткой в дверь. Музыка вырвалась наружу, обрушилась, точно водопад с гор, взревела дико, страшно. Азиаты нырнули в поток, пропали в нём. Музыка оборвалась. Вместо музыки из кухни послышался грохот падающей посуды, звон стекла. Вслед за тем по квартире разнеслись женские визги.
Старуха Зора кивала седой головой. И не такое видала и слыхала она на долгом своём веку. Поковыляла к двери, чтобы набросить цепочку на крючок. Но было уже поздно. Обнаружилось, что в прихожую проникли ещё трое. На этот раз белобрысые, хотя и той же хищной породы. Самым опасным показался старухе плюгавый в кепке. Глядел остро, зло, исподлобья. Длинными сальными волосами походил он на батьку Махно. Тройкой командовал коренастый мужик, одетый в бурый бушлат нараспашку. Хромовые сапоги на кривых ногах смяты в гармошку.
— Рома, заходишь слева, — тихо приказал коренастый.
Рома тряхнул длинными волосами, стволом револьвера сдвинул кепку на затылок. Приложил ухо к шторе, прислушался. Страшно темнела в сумерках чёрная дыра его приоткрытого рта. Третий, высоченный как жердь, всё это время стоял посреди прихожей. Он так и не проронил ни единого слова. В баскетболе таких называют «столб».
— Кому отдал? — допытывался между тем кто-то из-за бархатной шторы.
Рома усмехнулся, крутанул барабан.
— Не греми! — вполголоса сказал коренастый. Мягко передёрнул затвор ТТ и поднял руку.
— Там люди Дживы, — тихо добавил он. — Я их ещё в кабаке приметил. Шакальё.