Выйдя из здания Анклава, в котором как оказалось я отдыхал, нами была встречена толпа, люди которой в большинстве своём, смотрели злобно. Если покойный Митрич сошёл с ума, то теперь я понимаю почему — им не нужен правитель или кто-то подобный, это шакалы, у них шкурный интерес. Скажи я им, что после вступления, они получат новый автомат, они не глядя поставят подпись и в первый же день, нарушат с десяток правил. Мне такие не нужны. Жестоко? Отнюдь. Мне нужны верные люди, которые умрут друг за друга, а не будут прятаться за спинами и подставлять других, в надежде, что до него то, очередь не дойдёт. Взобравшись на импровизированную трибуну, которая стояла рядом со входом, помахал руками, чтобы привлечь внимание.
— Товарищи! Господа! Нет не то. — пощёлкав пальцами подобрал таки слово. — Люди! Кто не согласен с правилами, отойдите ближе к воротам! — Большая часть толпы, о которой говорил Талый, отошла к выходу. — Хочу с вами попрощаться, пожелать долгих лет и удачи в начинаниях! Можете уходить и это не предложение, а вам мой ответ! Наше поселение вас не принимает! — о как загудели, улей прям. — В десяти километрах от нас, есть другое место, без правил! Карту вам выдадут, кто поведёт решайте сами, но за воротами! Я всё сказал!
Спустившись с лавочки, дал распоряжение картографу составить карту до «Барахолки» и указание отдать им, а сам взял направление на оставшихся.
— Ну что господа. — улыбнулся Сержанту и Биллу. — Отправляемся оформлять вас. Прошу за мной в ратушу. — и через толпу, не глядя следуют ли за мной, направился к зданию регистрации.
На всё про всё, ушёл час, но сколько за этот час было эмоций. Радость, недоверие, тревога, счастье, чего только не было в глазах людей. Билл, после получения гражданства, пустил скупую слезу и встав на колено, принёс клятву, подкрепив своей кровью. Он порезал ладонь и ударил себя в грудь, как я понял система приняла её, так как его окутал кровавый ореол, после чего рана на руке заросла оставив на ладони знак, в котором отчетливо была видна проекция феникса, которой я вызывал помощь. После демонстрации намерений, все кто входил в группу Патриотов, синхронно повторили действия своего командира. В них я был уверен с самого начала, как только Билл, принял условия сделки, я сразу понял, что он ищет не просто место, а дом, которому он нужен. Серж смотрел на это всё большими глазами, скорее всего не понимал, почему это произошло. В его глазах, Билл был самым настоящим патриотом, которого могла исправить лишь могила, а не какой-то обдрыстанный парень, именуемый себя пафосным прозвищем Император. Никто не понимал этого американца и его людей, которые утратили страну, дом, возможно семью, видя в них боевую единицу, отменного качества. Но всё поменялось, теперь у них есть страна именуемая «Империей Феникса», дом в котором они имеют все права, а семью завести не такая теперь и проблема. Серж и его люди, а также некоторые одиночки, этого не понимали, они привыкли к такому раскладу вещей, они были людьми другой страны, менталитет которой втаптывал обычных людей в грязь и давал понять, что они лишь мусор. А США всегда славилось правильным использование пряника, кнута и пропаганды братства.
Как я и предполагал, большинство ушло в разные военные профессии и лишь малая часть, взяла мирные. После окончания присвоения гражданства, я всех пригласил на «Водопой», никто меня не понял и я решил устроить маленький сюрприз, нашим новым поселенцам. Отправив первым Талого и немного задержав всю компанию, рассказав историю появления Империи с самого начала. Мою историю слушали с открытыми ртами, как малые дети, которым рассказывают сказки о супергероях, сказочных существах и прочих. Я не собирался врать, пусть сами решат во что верить, это новые знания. Меня никто не перебивал, я видел, что они не могли поверить в то, что я очнулся пару месяцев назад, что я был беззаботен и настроен на изучения нового мира. Как дети, они восхищались моим успехам и сожалели моим неудачам. Мне было приятно вспомнить то время, которое казалось, было далеко в прошлом.
Закончив историческую перемену, пригласил всех идти за мной. Как и перед «посвящением», я не оглядывался. Наша процессия привлекала множество взглядов, люди и иные которые также как и мы направлялись в бар, подмигивали и приветливо махали и кивали нам. Спустившись в подвальный зал, отправил всех занимать места, а сам направился к хозяину заведения. Перекинувшись парой слов, вышел на сцену.
— Граждане нашей великой, но малой страны, я хочу поприветствовать новых граждан и устроить малый пир, на который мы все и собрались. Но в начале, я как и нашим новым гражданам, расскажу свою историю, чтобы все её знали.
Зал затих, в ожидании откровения. Я решил рассказать всем, чтобы не было каких-то слухов и домыслов, со стороны тех, кто мог услышать эту историю впервые из других уст. Новенькие которые недавно её слышали, всё равно показывали эмоции, которые я наблюдал в ратуше и которые предавали им трепещущую значимость. Мне стало немного не по себе, когда я вдруг понял, что я вроде как основал секту, верующую в меня, как в какого-то пророка.
— Каждый из вас уникален и может снести все преграды, главное верить в себя, а не в кого-то. Каждый из вас является чём-то большим, простого человека или иного. В каждом из вас есть бушующая сила, которая может ломать границы. Помните это.
С этим словами я закончил свой рассказ, взяв гитару в руки, решил исполнить свою старую песню, мысленно посвятив её патриотам.
«Говорят, глаза — как зеркало души
В них отображаются все чувства
Но мои глаза Черны, там пусто
Они завешены вуалью темноты
И в зеркалах всё тускло
Душа бесчеловечностью убита
Развеяна как прах
Она забыта
Я, улыбаюсь вам в глаза
Но это, лишь, снаружи
А в душе играет пустота
Ей смех, не нужен
Развеять грусть-печаль мою
Не под силу, никому
Она живет давно
Уже привыкла ко всему
Я забыл как верить людям
Но в помощи не откажу
Во мне давно уж нет души
Но остаюсь я человечен
Не хочу желать такой судьбы
Не все ведь виноваты
За свои грехи, мы все ответим
Терзания очистят душу
Я не тот кто вершит судьбы
Чтобы обвинять кого-то
Я такой же человек
Но в глазах всё так же пусто.
Я, улыбаюсь вам в глаза
Но это, лишь, снаружи
А в душе играет пустота
Ей смех, не нужен
Развеять грусть-печаль мою
Не под силу, никому
Она живет давно
Уже привыкла ко всему»
Последние аккорды прозвучали, как обычно наполнив зал тишиной. Каждая моя песня несёт грусть, которая придаёт мне сил для дальнейших свершений. Сложно описать, но только под гнётом собственных мыслей, я способен действовать на пределе своих сил, преодолевая рубежи сознания. Мирная жизнь меня угнетает, она не даёт свободы, только жёсткие правила, которым я подчиняюсь. Я писал стихи, которые всегда несли грусть, другие почему-то выходили не такими приятными для моей души, только жёсткая депрессия давала толчки, движущие меня вперёд. Я был мучеником, который сам избирает наказания для самого себя и все они должны быть максимально жесткими, никаких поблажек. Странная картина рисуемая мозгом, меня всегда пугала, я переживал за всех и вся, старался всем помочь, но всегда знал, что помощи просить не стану, я заложил с самого детства странную директиву, которой на протяжении всей жизни следую неукоснительно. Это одновременно тяжело и просто. Оставив всех в таком шатком балансе, я покинул сцену направившись в самый дальний и тёмный угол зала. Мне хотелось побыть одному, без лишних глаз, ушей и вопросов. Видимо моё желание было осязаемым, так как никто не смотрел на меня и не пытался подойти с каким-небудь вопросом. Зал начал по немного оживать и приходить в движение, после всплеска тоски и уныниях. Со всех сторон слышался гул, шли непринуждённые разговоры. Талый, смотрел на меня и о чём-то беседовал с Оленем, после чего, отправился за свой столик. Возможно он и хотел что-то спросить, но его отговорили, а сам хозяин посмотрел на меня с печальной тоской, разделяя моё состоянии полной апатии которая время от времени захлёстывала рассудок, погружая в свои мысли.