Он нашел ключ на поясе у Грэма и отпер дубовую дверь, окованную железом и отполированную прикосновениями рук. Дверь была старая, а сам ход — еще старше. В свитках моего дяди говорилось о временах, когда все Логово представляло собою лишь восточную сторожевую башню, одиноко стоящую на склоне горы, у подножия которой располагался военный лагерь. И даже те, кто бился с племенами Ора и выстроил твердыню на Высокогорье, не были строителями башни. На арке есть надпись, но время стерло память об этом языке. Значение слов, конечно, тоже безнадежно забылось.
Убийца шагнул под арку, под руны, глубоко высеченные в замковом камне. Боль пронзила меня, тернии нашли мою плоть, пробили кожу так, что было понятно — освободиться будет непросто, все равно что вытащить стрелу с зазубренным наконечником или отцепить бульдога, которого придется убить, потом рассечь челюстные мышцы и вынуть зубы из кости. Было больно, но я обрел свободу, вырванный из тела, сдерживавшего меня. Он шел, не останавливаясь, а я плелся по лестнице вверх, держась позади. На спине его черного плаща виднелся вышитый белым шелком крест. Святой крест.
Я наскочил на него, но прошел насквозь, словно он был призраком, хотя, по правде говоря, при соприкосновении задрожал я сам. Лампа осветила его лицо, когда я обернулся — ровно на миг, потом он прошел сквозь меня, а я остался стоять на ступенях. Человек был бледен, как утопленник, лицо такое же синюшное, как руки, волосы прилизаны, радужка глаз мутная. На груди его туники был вышит белым шелком крест — такой же, как на спине. Папский убийца. Лишь Ватикан посылает в мир убийц с обратным адресом. Все остальные предпочли бы держать такое сотрудничество в секрете. Папский убийца, однако, — это лишь продолжение непогрешимости папы: разве стыдно исполнять волю Божью? С чего бы таким людям прикрываться анонимностью?
В нише у лестницы лежал мертвый брат Эммер. Убийца опустился на колени и с помощью ножа убедился, что тот больше не поднимется. Эммер не особо интересовался женщинами, и я решил, что он станет хорошим охранником для королевы. Я смотрел, как человек папессы поднимается по лестнице, пока он не скрылся за поворотом. Кровь Эммера стекала вниз по ступеням алым водопадом.
Я никогда не боролся с Катрин, не пытался избежать насланных ею чар, но это не означало, что я соглашался сотрудничать. Каким-то образом я освободился от убийцы, и у меня не было причины смотреть, что он там еще сделает. Убьет мою королеву — нет сомнения. Миана, очевидно, спала в комнате наверху, если Катрин сохранила план замка таким, каким извлекла из моих воспоминаний. Должен ли я как дурак идти и смотреть, как Миане перережут горло? Как она будет биться в крови, покуда мой ребенок умирает у нее во чреве?
Я стоял в темноте, нарушенной лишь отблесками света ламп за поворотами внизу и наверху.
— Правда? Думаешь, ты можешь показать мне что-то, способное уязвить меня? — сказал я в пустоту. — Ты прошла по моим воспоминаниям. — Я позволил ей бродить, где заблагорассудится, когда она явилась со своими кошмарами. Наверное, я решил, что войти в долгие коридоры моей памяти будет для нее большим мучением, чем ее кары — для меня. Даже если у нее были ключи от всех моих дверей, я знал: есть места, куда она не пойдет. Да и кто в здравом уме рискнет?
— Давай сыграем в эту игру, принцесса, до самого конца. Давай посмотрим, не обнаружишь ли ты, что финал слишком горек.
Я взбежал по лестнице, легко касаясь ступеней и без малейшего усилия, словно лишь в теле убийцы я мог по-настоящему соприкоснуться с этим сновидением. Я быстро догнал его, проскочил мимо и первым оказался наверху.
Там ждал Мартен, скорчившись у дверей королевы, его меч и щит лежали на полу, глаза — красные от крови и безумные. Пот приклеил темные волосы ко лбу и стекал по напряженным сухожилиям шеи. Сжимая кинжал в одной руке, он лупил острием по ладони другой, судорожно дыша, и кровь стекала с его кисти.
— Бейся с ним, — сказал я.
Я увидел убийцу. Он остановился, беззвучно втянул ноздрями воздух и вскинул голову, чтобы уловить малейший вздох боли Мартена. Пока он стоял неподвижно, я нырнул в него, намереваясь осесть среди его костей, цепляясь за все, за что можно ухватиться. Мгновение ослепляющей агонии — и я снова смотрел его глазами. Я чувствовал вкус крови. Он разделил боль воссоединения со мной и сдержал крик, но резко втянул воздух сквозь зубы. Возможно, этого хватит, чтобы предупредить Мартена.
Человек папессы порылся под плащом, убрал длинный нож с костяной рукоятью и достал два коротких тяжелых кинжала, крестообразных, предназначенных для метания. Он двигался очень быстро и оказался в поле зрения Мартена, уже выпустив первый нож легчайшим движением кисти, но со смертоносной силой.