— А ты знаешь о Зодчих, мастер Тольтех? Ты узнаешь их тайны, разглядывая то, что от них осталось?
— Я знаю о Зодчих лишь то, что знают все здесь. То, что знали наши отцы.
— И что именно?
Некоторые люди нуждаются в подсказках.
— Что они не ушли и что им нельзя доверять.
Той ночью мы разбили лагерь на самом краю хребта Иберико, где по дурным землям тек отравленный ручей Куяхога. Я проглотил соляную пилюлю и ощутил горечь, несмотря на бумажную обертку. Тольтеху больше нечего было сказать о Зодчих, и когда мы устроились на ночлег, я спросил Лейшу:
— Что имел в виду твой друг, когда говорил, что Зодчие не ушли?
Я скорее почувствовал, чем увидел, как она пожимает плечами. Мы лежали рядом, несмотря на гнетущую жару.
— Кто-то говорит, что Зодчие стали духами и теперь окружают нас повсюду, слившись со всеми стихиями.
— Не просто эхо в машинах? — Я подумал о Фекслере, мерцающем и оживающем, когда я спускался по ступеням.
Лейша подняла голову и нахмурилась так, что шрамы превратились в борозды.
— Машины? Штуки на колесах с рычагами? Не понимаю.
— Духи, говоришь? — Я предпочел промолчать о машинах в подвалах дедовского замка. — Добрые или злые?
Опять пожала плечами.
— Просто духи. В воздухе, в камнях, в реках и ручьях, даже в огне, они смотрят на тебя оттуда.
— Я слышал, что Зодчие захватили реальность и, прежде чем сжечь мир, изменили ее.
— Изменили что?
А я-то уже и забыл, что Солнышко тоже здесь.
— Все. Меня, тебя, мир — все, что действительно существует. Они заставили мир чуть внимательнее прислушиваться к тому, что в людских головах. Они превратили мысли и страхи в материю, наделили способностью изменять все вокруг нас.
— Они не заставили мир прислушиваться ко мне.
Я улыбнулся ворчанию Солнышка.
— У графа Ганзы был на службе маг камня, — добавил он. — Молодой парень. Лет десять-пятнадцать назад. Аррон, так вроде звали. Мог мять камень голыми руками, как масло. Как-то тронул мой меч — и тот стал таким тяжелым, что я не смог его поднять. Только на следующий день получилось оторвать от пола.
— А что с ним стало потом?
Аррон, судя по всему, был человеком полезным.
— Утонул.
— А-а.
— Не в море. Ортенс говорит, что видел сам, а уж Ортенс врать не станет. Просто как-то утром провалился сквозь землю, прямо посреди двора, и никто его больше не видел. Там, где он ушел в камень, теперь темное пятно.
— Ну да, помню такое, — сказал я.
И мы все умолкли.
Какое-то время я лежал на одеяле, брошенном в пыль, прислушиваясь к тишине. Что-то было не так. Я пытался понять, отыскать, как ищут на ощупь нож в темноте — и не находят. Так долго я не мог понять, что же меня раздражает.
— Шума нет.
Я сел.
— Что? — сонно отозвалась Лейша.
— Эти проклятые цикады, которые стрекочут всю ночь напролет, — где они?
— Здесь их нет. Мы слишком близко. В Иберико никто не живет. Ни крысы, ни жуки, ни лишайники на камнях. Если хочешь вернуться, сейчас — самое время.
13
Пятью годами ранее
В тишине было трудно уснуть. Она словно заразила нас всех, даже лошади притихли, час за часом было слышно лишь фырканье и шарканье копыт, и то изредка. Вместо полночного бормотания мои уши изобрели собственный язык темноты. Я слышал шепоты в медной шкатулке, едва слышный дразнящий голос, а за ним — собственные вопли. Возможно, смерть всех этих цикад, сгоревших в отголоске огня Зодчих, спасла меня, или я, само подозрение и недоверие, услышал бы приближение опасности, где бы мы ни спали. Где-то под подошвой ботинка скрежетнул камень.
Сначала я случайно лягнул Лейшу. Потом наткнулся вытянутой рукой на Солнышко и ущипнул его. Будь то дорожные братья, они, в соответствии со своей природой, вскочили бы, похватав клинки, или замерли настороженно на месте, пока не поняли, что происходит. Брат Грумлоу отхватил бы ножом руку, что тряхнула его, брат Кент притворился бы спящим и прислушался. Лейша и Солнышко, привыкшие спать в нормальных постелях, поднимались озадаченные, бормоча вопросы.
Первые предрассветные лучи показали мне врага — темные пятна, которые двигались, пригнувшись к земле.
— Бежим!
Я швырнул нож в ближайшую тень, надеясь, что это не камень, проскочил мимо Лейши и бросился бежать. Крик нового владельца моего кинжала убедил остальных в наличии опасности лучше, чем мое внезапное исчезновение.