— Ты не проживешь этот месяц, Виллан. Когда твои братья поймут, что зрение не вернется к тебе… скоро ли они привяжут тебя к столбу, как думаешь?
Я не мог не улыбаться. Истерика и бравада мигом прекратятся, когда старая карга принесет свои ножи, я знал, но, черт, надо же смеяться, пока можешь, верно?
Манва обнажил меч — как оказалось, мой.
— У него меч из древней стали, колдовской. — Он покрутил лезвие в ручище. Манва сам был крупным мужчиной, но руки его словно принадлежали гиганту. — Может, потребуем за него выкуп? Тот, другой, сказал, что граф Ганза заплатит за них.
Раэль сплюнул, лицо его было напряжено от мучений. Обожженная рука не способствует миролюбию.
— Он умрет. Умрет тяжко.
Манва пожал плечами и сел, положив мой меч на колени.
Двое привели старую Мари к столбам. Я увидел их краем глаза и смотрел так пристально, что едва заметил, как веревки, связывающие мои лодыжки, ослабли. Сквозь жалобы и проклятья Плохих Псов, сквозь влажные неестественные всхлипы Солнышка я услышал щелчок и жужжание, потом скрежет, словно пальцы царапали дерево. Что-то лезло по обратной стороне столба. Вжик. Веревка упала с моих колен. Никто не заметил.
Мари развернула свой сверток на пыльной земле и недобро глянула на меня, словно хотела сказать: вот, получай за то, что нарушил мой покой. Снова уголки моих губ дернулись при мысли о нелепости происходящего. Она достала самое острое из своих лезвий, маленькое, на цилиндрической ручке из металла, такое, каким врачи Греко вскрывают волдыри. Три шага — и она рядом, нетвердо стоит на ногах, но руки служат ей безупречно. Она срезала с меня заляпанные остатки рубашки без малейших усилий, ткань словно сама расходилась под лезвием.
— Какая у тебя там уродливая штука, старая Мари.
Она помолчала, глядя на меня злыми старушечьими глазами, темными почти до черноты.
— Ах, прости. Я хотел сказать, та, что у тебя на подбородке. Жуткая бородавка. И что бы тебе просто не срезать ее этим замечательным острым ножиком? И бородку убрать? Мы же не хотим, чтобы тебя называли Старой Уродкой Мари, верно?
Что-то сухое и неприятное проползло по моим связанным рукам. Я вздрогнул, когда твердые лапки пробежали по запястьям. Мне стоило немалых усилий не сбросить с себя эту тварь.
— Ты чего, дурак? — спросила Мари после очень долгой паузы.
Солнышку она не сказала ни слова все то время, пока трудилась над ним.
— Я ранил твои чувства, Старая Мари? — Я улыбнулся, обнажая алые от крови зубы. — Ты же знаешь, как бы я ни кричал и ни умолял, эти слова обратно не упрячешь, верно? С этим ничего не поделаешь, Мари. Думаю, маленькая Гретча скоро станет делать эту работу, а тренироваться будет на тебе. Интересно, каким манером она тебя изрежет?
Плохие Псы смотрели на меня, забыв о спорах. Даже Раэль и Биллан отвлеклись от своих болячек и уделили мне свое драгоценное внимание. Жертвы угрожают или просят. Старая Мари не знала, что делать с издевательством.
Вжик. Мои запястья свободны. К ним прилила кровь. Это было больнее всего, что я испытал на пыточном столбе до сих пор. Старая Мари покачала головой и отбросила прядь седых волос. Она явно была обеспокоена и уже не столь уверена в себе. Вот она, готовая освежевать меня по частям, а вот я, тот, кто смутил ее небрежным замечанием о волосатом подбородке. Я широко улыбнулся, так, что лицо чуть не лопнуло. Я был совершенно уверен, что, если освобожусь, им придется меня убить. Возможность биться с ними вместо медленной смерти на столбе наполняла меня радостью. Я не мог не улыбаться.
Мари приставила кончик своего ножа к правому нижнему ребру.
Я напрягся, прислушиваясь к малейшему звуку моего спасителя, ползущего вверх по шесту. Если он перережет веревки на моей груди и предплечьях, все заметят, когда они упадут, а я буду все еще привязан за голову. За шею нас не привязывали, видимо, чтобы мы не задохнулись, тужась от боли.
Мари сделала надрез. Говорят, нож острее — меньше слез. И правда, сначала не было больно, но потом в меня словно кислотой плеснуло. Я едва сдержался, чтобы не оттолкнуть ее и не выдать себя.
— Ой, больно!
Мари чуть подалась назад и сделала второй надрез пониже, параллельно первому. За спиной существо поскользнулось и упало.
— Вот зараза! — Я крикнул это вслух. Что удивительно, Старая Мари дернулась назад, Псы забеспокоились. Каким-то образом существо удержалось на моей руке — то ли укусило, то ли лапками вцепилось, сам не знаю, но больно было до невозможности. — Ой-ой-ой, зараза такая!