- Юрион, - предупреждает Малаки, зовя меня фальшивым именем, - если ты сделаешь что-нибудь сейчас, нам придется уйти.
Освобождение рабов привлечет внимание...
Я стискиваю зубы и, скрепя сердцем, продолжаю идти по улице. Внутри все горит.
Я не могу спасти всех.
- Можем не делать это сегодня, - говорит Малаки. - Ты мог бы освободить тех рабов, бежать отсюда и путешествовать по царствам в поисках ее. - Не нужно уточнять, о ком он говорит. Моя смертная пара.
- Я не хочу влюбляться, - говорю я.
По крайней мере, не в нее. Не в человека. И это мой позор. Я ненавижу то, как фейри относятся к людям, но не хочу для себя человека.
Малаки награждает меня скептическим взглядом.
- Она ждет тебя. Если не будешь искать, то никогда не встретишь ее. - Что к лучшему.
- Когда ты успел стать отпетым романтиком? - спрашиваю я, глядя на группу женщин фейри и притворяясь, что этот разговор мне вообще по барабану.
Малаки качает головой.
- Ты гребаный идиот. У тебя есть пара...
- Смертная.
Вот. Я сказал это. На душе становится еще тяжелее. Малаки отступает.
- Я думал, что тебя это вообще не будет волновать.
- Ты ошибся. - Освобождение рабов и любовь к ним - две совершенно разные вещи.
Он осуждающе смотрит на меня.
- Знаешь, это не так важно, - говорит он. - Раньше, многие фейри брали людей в мужья и жены. - Но не теперь.
- Легко говорить, когда не ты должен.
И он замолкает.
Когда-то и я был важным и сильным, спасая рабов от хозяев, и был вполне довольный усилиями. Я был освободителем, спасителем. А потом услышал это проклятое пророчество, и все стало личным. Пока ты спасаешь рабов и обособляешься от них все прекрасно, но спать с рабыней и быть связанным с ней...
- Если дело в смертности, - добивает Малаки, - всегда есть сиреневое вино...
Я натягиваю маску суровости.
- Дело не только в этом.
Я потратил всю жизнь, пытаясь доказать, что не просто бедный, бессильный кусок пыли, но, похоже, не могу вылезти из той грязи, в которой родился. Связав себя с человеком, я снова буду казаться слабым и уязвимым.
Впереди показывается военный вербовочный центр, где фейри могут подать прошение на вступление в ряды, если их не призвали сразу. Не каждую ночь фейри призывают к активной службе, и те, кого все же вербуют, чаще всего или слишком бедны, или слишком слабы, чтобы позволить себе заклинания, которые удалят их имя из списка призывников. Фейри редко завербовываются добровольно, но это именно то, что мы с Малаки собираемся сделать.
"Вступай в королевскую гвардию. Найди свою доблесть. То, что ты ищешь, кроется в другом". Слова провидицы все звенят в ушах.
- Я не ради пары оставил ангелов, - говорю я и окончательно закрываю тему. Я ушел, чтобы отомстить и, боги, сделаю это.
Глава 6. У всех пророчеств есть цена
Быть солдатом - неблагодарная работа. Царства Дня и Ночи вечно сражаются за Пограничье, территории, которые разделяют эти королевства. И пока эти территории спорны, всегда будет война. Это означает больше кровопролития, больше смертей, больше уступок моей темной природе.
С тех пор, как мы с Малаки вступили в войска почти два десятилетия назад, почти непрерывно находились на Пограничье, вначале сражаясь на территории Сумерек, а теперь здесь, на территории Рассвета.
Наш лагерь расположен на сверкающем метеорите, который королевство Ночи держит на орбите. Этот бесплодный клочок земли делает Арестис похожим на оазис.
Только самые важные здания здесь построены прочно. Остальная часть форпоста не что иное, как небольшой палаточный городок, с выцветшей от длительного использования тканью.
Война шла даже дольше, чем Король Теней сидел на троне. Моя бабушка, мать короля, начала ее почти четыре века назад.
В конце сегодняшней вахты я возвращаюсь в палатку, и вход закрывается за мной. Я сажусь на кровать и разминаю шею, прежде чем начать снимать доспехи. Сейчас ношение защитного снаряжения - простая формальность. Активных боев не было почти две недели после того, как мы полностью разгромили солдат Дня, и им пришлось отступить. Со временем они вернутся. Они никогда не уходят надолго.
Я расшнуровываю наголенники и отбрасываю их в сторону. Затем снимаю вываренную кожаную броню, закрывающую предплечья и грудь. Я лишь мимолетом смотрю на кровь под ногтями и в складках костяшек. Если бы мне было не все равно, я бы убрал все чарами. Но нет. Это место ломает волю.
Я смотрю в потолок, который зачарован и теперь полупрозрачный. Через него я едва могу разглядеть самые слабые намеки на звезды в предрассветном небе. Не важно, как долго я здесь живу, никогда не привыкну к виду неба, пойманного где-то между днем и ночью.
...Кто-то идет к тебе...
Тени вечно преследуют меня, надеясь попробовать немного силы в обмен на их секреты.
Пусть идут. Сегодня я не в настроении совершать пустые сделки с тенями.
Полог палатки отброшен в сторону и входит Малаки.
- Это наша последняя ночь на этой гребаной пустоши. Давай напьемся и отпразднуем.
Пока последняя ночь Я не питаю иллюзий, что кто-то из нас надолго - так, чтобы вспомнить, как хорошо, что не надо драться из-за дурацкого повода - вернется на Барбос. И тогда нас вызовут, точно так же, как и десяток раз до этого. Война всегда бушует. Я смотрю на бронзовый браслет на бицепсе и хмурюсь. Как же я был взволнован, принимая его и веря, что это станет возможностью снова встретиться с королем. Но это ни к чему не привело. Малаки рассматривает меня, ничего не упуская.
- Ты единственный, кто дуется из-за военного браслета, - говорит он.
Я встаю.
- Я не дуюсь.
- Дуешься, потому что, оставив эту проклятую скалу, ты будешь как никогда далек от своей вендетты.