Малаки издает звук глубоко в горле.
— Честные феи не пятнают кожу чернилами.
Я приподнимаю бровь.
— Ты встречал честных фей?
Он смеется.
— Агх, ты подловил меня.
Мы поднимаемся на холм к центру острова.
Над заведениями возвышается дворец. Я хмурюсь, когда смотрю на него; магия начинает искриться. Галлегар, возможно, находится там прямо сейчас, готовясь к очередному убийству. Каждый день, пока я позволяю ему жить, умирает еще больше фейри. Кто-то погибает в бою, сражаясь за бессмысленную войну. Кто-то умирает, потому что он обременяет их жизни. А те, такие как мама — как я, — умирают от того, что лишь своим существованием оскверняют короля.
— Ты уверен, что хочешь это сделать? — спрашивает Малаки, отвлекая меня от мыслей.
Я наклоняю голову, все еще хмурясь. Это единственная вещь, в которой уверен все эти дни.
Он вздыхает.
— Тебе необязательно идти со мной, — уточняю я.
Малаки понижает голос:
— Я и так позволю тебе разобраться с королем самому.
Я внимательно смотрю на него. Его верность нельзя купить, но мне как-то удалось ее заработать.
Внимание переходит от Малаки в сторону, когда слышу аукциониста, сзывающего толпу, которая начинает собираться впереди нас. Дальше за ними на возвышении стоит около дюжины закованных людей.
Я останавливаюсь при виде их. Обычно я всегда что-то с этим делаю: в хорошие дни просто позволяю тьме освобождать людей из кандалов, а в плохие рабовладельцы платят за рабов своими жизнями.
— Юриен, — предупреждает Малаки, произнося мое ненастоящее имя, — если ты сделаешь что-то сейчас, то нам придется уйти.
Освобождение рабов привлечет внимание…
Я напрягаю челюсть и продолжаю идти мимо по улице, и от того, что ухожу все дальше от рабов, меня все глубже сжигает изнутри.
Нельзя спасти их всех.
— Нам необязательно делать это сегодня, — говорит Малаки. — Ты можешь освободить их, улететь отсюда и отправиться искать ее в королевствах. — Ему не нужно разъяснять, о ком он говорит.
О моей смертной паре.
— Я не хочу влюбляться.
В конце концов, не в нее. Не в человека.
В этом мне позор. Я ненавижу, как фейри относятся к людям, но не хочу иметь себе в пару человека.
Малаки скептически смотрит на меня.
— Она ждет тебя где-то там. Если ты не будешь искать ее, то, возможно, никогда и не встретишь.
Так будет к лучшему.
— Когда ты стал таким наивным романтиком? — спрашиваю я, принимая во внимание сборище женщин-фей и притворяясь, что мне не наплевать на этот разговор.
Он качает головой.
— Ты просто гребаный идиот. У тебя есть пара…
— Человеческая.
Вот. Я сказал это. Совесть тяжелеет от сказанного.
Малаки делает шаг назад.
— Я думал, что уж тебя-то это не волнует.
— Значит, ты ошибался. — Освобождать рабов и любить одну из них — две абсолютно разные вещи.
Он таращится на меня, отчего чувствую осуждение в его взгляде.
— Ты же знаешь, что в этом нет ничего страшного, — продолжает друг. — Многие феи брали в мужья и жены людей в старые времена.
Времена поменялись.
— Тебе легко говорить об этом, не имея в пару человека.
Это его затыкает.
Однажды я был слишком могущественным и благородным, спасая рабов от службы ужасным хозяевам, и ощущал удовлетворение от своих усилий. Я был освободителем, избавителем. И затем, после того как услышал это чертово пророчество, все стало слишком близко приниматься к сердцу. Нормально спасать рабов, пока держишь их на расстоянии вытянутой руки. Но спать с одной из них… быть связанным…
— Если проблема в смертности, — давит Малаки, — то всегда можно дать лиловое вино…
Я жестко смотрю на него.
— Дело совсем не в этом.
Я потратил всю свою жизнь, пытаясь доказать, что больше, чем какой-то бедный, бессильный тунеядец, но из меня уже не вытащить яму, в которой я рос. Признание связи с человеком вновь покажет меня слабым и уязвимым.
Впереди нас вижу военный вербовочный центр, где фейри могут войти в ряды, если их не призвали ранее. Не каждую фею Ночи взывают к активным действиям, но те, кому попадается возможность, слишком бедны и слабы, чтобы позволить себе заклинания, которые могут стереть их имена с доски призывников.
Редко, когда фейри сами приходят на службу, но сейчас мы с Малаки как раз этим и занимаемся.
Присоединяйся к королевской гвардии. Найди в себе мужество. То, что ты ищешь, лежит по другую сторону. Я все еще слышу слова прорицательницы у себя в голове.
— Я не оставил Ангелов ради поиска пары, — говорю, закрывая этим тему.
Я ушел из-за жажды мести, и, с божьей помощью или нет, она у меня будет.
Глава 6
У всех пророчеств есть цена
220 лет назад
Быть солдатом — неблагодарная работа. Царства Дня и Ночи вечно воюют за границы, которые разделяют наши королевства. И пока у них разногласия, всегда будут проходить битвы. Это значит еще больше кровопролитий, больше соприкосновений со смертью, больше возможностей сдаться своей мрачной натуре.
С тех пор, как мы с Малаки присоединились к военным силам, почти два десятилетия назад, нас почти постоянно отсылали на Границы, сперва борясь на территории Сумерек, а теперь здесь, на землях Рассвета.
Наш лагерь разбит на небольшом участке мерцающего метеорита, который держится на орбите Царства Ночи. Из-за его бесплодной почвы Арестис кажется оазисом.
Единственными важными зданиями здесь являются сплошные построения. Остальные сторожевые посты не более чем маленькие городки из палаток, ткань на которых поблекла с давнишних времен. Война ведется намного дольше, чем Король Теней сидит на троне. Моя бабушка, мама короля, начала ее около четырех столетий назад, и с тех пор она не прекращается.
Как только моя смена заканчивается, я направляюсь в палатку и закрываю вход тканью позади себя. Затем сажусь на койку и хрущу шеей, прежде чем начать снимать броню.
На данный момент ношение защитного снаряжения — простая формальность. Активных боевых действий не было в течение почти двух недель, не после того, как мы сильно разгромили солдат Дня, что им пришлось отступить. В конце концов они вернутся — те никогда не уходят надолго.
Я развязываю ножные латы и отбрасываю их в сторону. Затем снимаю прокипяченную кожаную защиту, что прикрывает предплечья и грудь, и едва бросаю взгляд на кровь, забившуюся под ногти и испачкавшую ямочки между костяшками. Если бы она меня волновала, то я бы стер ее магией, но мне все равно.