Это… это все невозможно.
Сразу время возвращается к своему обычному ритму, и я осознаю, что все возможно. Это происходит по-настоящему. Вот так выглядит смерть. Так ощущается настоящая, нескончаемая потеря.
Я безмолвен, как умирающая звезда; вся магия, горе, ярость и страх давят изнутри. Давление нарастает, пока все чувства становятся невыносимыми. Пещера темнеет вместе с ними.
Я смотрю на маму и едва чувствую горячие слезы, стекающие по моему лицу.
Я обращаю взгляд на отца.
Все утихает — боль, сила, мое умирающее сердце. Слышно только как воздух входит и покидает мои легкие.
И затем моя магия разрывается на части.
254 года назад
Сила взрывается вокруг меня ужасающей волной. Отец только на секунду видит меня своими переполненными от ужаса глазами, прежде чем испариться, покидая пещеры.
Магия испаряет все на своем пути. Камень, горы, дом, где я вырос, деньги, что мама сохранила для меня, солдат, все еще лежащих за входной дверью, туннели, которые звал домом последние шестнадцать лет — все это уничтожается в момент прикасания магии, будто ничего никогда не существовало.
Волосы и одежда бьются об меня, пойманные в вихрь силы, которая все еще изливается из меня. Я ничего не слышу поверх оглушительного вопля. Он в моих ушах, голове, в моем сердце и растет быстрее, чем злость, разбухает больше, чем боль, и режет глубже гордости. Это море, в котором я тону, погружаясь все дальше и дальше вглубь бездны… этой темной, мрачной бездны.
Когда чувствую, что она вдруг может поглотить меня, магия увядает.
В течение нескольких секунд я могу только делать пустые вздохи; проникающий воздух оглушающе свистит на вдохе и выдохе в жуткой тишине, которая следует далее.
Я покачиваюсь на ногах, моргая, когда оглядываюсь вокруг себя.
Ничего. Все… исчезло. Пещеры, солдаты, король.
Я смотрю вверх на ночное небо; вид, по которому я тосковал все эти годы, когда жил в доме без окон.
И затем взгляд падает на маму. Она — единственная, которую не затронула моя сила.
Но ее тоже нет.
Я спотыкаюсь, падая подле нее на колени, и беру ее к себе, качая тело мамы в руках. Ее красивые, фиолетовые глаза слепо смотрят сквозь меня, а шея широко раскрыта раной.
— Нет, мам…, — обрывается мой голос.
В считанные секунды кровь покрывает руки и впитывается в одежду.
Это не может быть реальностью.
Взгляд падает на ее рану. Я прижимаю к ней дрожащую руку, заставляя магию исцелить ее. Ничего не происходит. Я пытаюсь снова и получаю те же результаты. Может, вся сила уже израсходовалась ранее, а, может, я — не целитель.
Или, вероятно, уже слишком поздно.
Некий странный, бессловесный звук раздувается в горле. Потому что слишком поздно.
Ни пульса, ни дыхания, ни жизни.
Мама умерла. Ее больше нет.
Надо мной мерцают звезды.
Ее нет, а они все еще горят.
Я издаю мучительный крик, потом еще, и еще. Затем крики переходят в плач. Я склоняю голову над ее сломленным телом, прижимая к себе еще ближе. Если бы мог, то вырвал бы голой рукой свое сердце, потому что оно так чертовски болит.
Я зарываюсь лицом в ее шею и чувствую, как уже холодная кровь пятнает мне щеку и волосы.
Не знаю, как долго прижимаю ее к себе. Должно быть, прошли минуты или часы. Горе не видит времени. В какой момент слезы прекращаются, и на место им приходит тяжелая, отдающаяся болью бесчувственность.
И затем кожу начинает покалывать.
Плечи напрягаются, когда ощущаю прожигающие взгляды за спиной. Знаю без оглядывания, что городские фейри пришли на взрыв. Крылья все еще на виду. Мама все еще в моих объятиях. Все еще мертвая.
Это уже не имеет значения. Больше ничего из этого. У меня нет ни матери, ни дома, ни судьбы, ни будущего.
Народ начинает шептаться за мной, и я практически чувствую их любопытство и страх. Всю жизнь они считали меня бастардом. Теперь они видят мою истинную силу и родословную.
Еще день назад это не чувствовалось бы так оправданно. Теперь же их глаза кажутся навязчивыми.
Один из них рассказал все королю. Рассказал о моем существовании. Один из них виноват во всем. Неважно, была ли это девочка или ее отец, или кто-то другой, который видел то, что не должен был. Они сказали королю обо мне, и, конечно же, знали, что он придет за мной, знали, на что их слова обрекут нас.
Я медленно встаю с матерью на руках, затем поворачиваюсь к ним лицом.
— Кто сделал это? — произношу я не торопясь, пока глаза переходят с одного лица на другое в собравшейся толпе. — Кто написал королю обо мне и матери?
Все молчат, хотя многие из них начинают беспокойно дергаться, а глаза прыгать с одного на другого.
— Кто это сделал? — кричу я снова уже с силой, которая изливается наружу. Фейри кричат, когда она сбивает их с ног.
Мои не похожие ни на чьи крылья расправляются. Раньше я намеренно держал их убранными. Те, кто не видел их раньше, теперь могут хорошенько рассмотреть. Я вижу, как глаза их расширяются от страха.
Никто не выходит вперед. Я всматриваюсь в каждое лицо, и в тот момент я осознаю, что мальчик, которым, как они думали, я был, оказался миражом. Все это время они были полевыми мышами, а я — гадюкой, выжидающей в траве.
— Клянусь могилой матери, — мой голос, словно гром в глубокой ночи, — я найду того, кто сделал это, и он заплатит. — Земля содрогается от моих слов, и снова люди охают от страха.
Я смотрю вверх на звезды. Есть еще одна фейри, которая должна заплатить. Та, что заслуживает всю мою ярость.
Без дальнейших обдумываний я сгибаю колени и взмываю в небо вместе с мамой. Крылья ударяются о спину, и впервые в жизни я использовал их, чтобы полететь.
Я сжимаю зубы, когда поднимаюсь в воздух, и поначалу сила воли и немного магии позволяют мне не упасть. Но затем инстинкт берет верх, и крылья начинают двигаться, будто делали взмахи сотни раз.
И вот я уже направляюсь к звездам, что светят надо мной, и не оглядываюсь назад на маленький город с его маленькими людьми и их ничтожными мечтами.
Ошибки стоит исправить. Король должен заплатить.
И королевства падут под мою месть.
Глава 3
Ангелы Тихой Смерти
254 года назад
Один день занял похоронить маму, другой — чтобы покинуть ее.
Она покоится среди останков Лиры, одного из древнейших храмов, посвященного богине новой жизни; ее тело укрыто среди бессмертных цветов. История об это древней богине была одной из маминых любимых.