- Вот что, Евстафий Никитич - обратился я негромко к командиру моих телохранителей. - Ты пригляди за тем мальцом, сбереги его. А как бой кончится - ко мне приведи. Такие толковые Руси во как нужны! Жаль будет, если по случайности сгинет.
- Исполню, государь! - Поклонился сотник.
- Ну вот и ладно. Бери с собой троих, да и ступайте. А то ведь как бой пойдёт - загинуть может, в толпе-то.
... И тут ГРОХНУЛО!!!
Отвлекшись на разговор, я не заметил ни как хлопец запалил шнур, ни как удирал подальше от петарда, зато не услышать сам взрыв было невозможно. В одно мгновение и воины, и праздные зеваки уставились на скрытые клубами дыма Фроловские ворота. Не успело ещё грязно-серое облако рассеяться, как над площадью пронеслась торопливая перекличка команд, и вот уже туда в дым, мчится дюжина конных стрельцов, а за ними стуча, как кастаньетами, пороховыми берендейками, спокойным бегом направились и пешие. Не добежав, выстроились в три шеренги и, положив пищали на упёртые в землю бердыши, изготовились к открытию огня. Это верно: вдруг противник успел подвести подкрепление и сейчас повреждённые створки распахнутся и из них, сметая спешившиеся конников, расширяющих сейчас брешь, ринется на вылазку штурмовой отряд? А вот, не слишком удачно пытаясь сохранить строй, топает хоругвь иноземцев под командой пана Возняковича. Это тоже правильно: как на стрелков, на них надежды мало, а вот внутри башни их клинки будут весьма к месту. Как шутил мой первый начальник цеха, полководец должен правильно флажки на карте порасставить, а подчинённые должны умело воевать. Так и я: 'флажки расставил', а дальше, похоже, командиры сами рады постараться. Тем более, что не манёвры, а бой, да ещё на глазах у царя. Никому оплошать неохота.
Со стен палят редко и неприцельно. Не то мятежники подрастерялись, не то сняли часть бойцов со стен для обороны Фроловской башни. Если так, то это плохо. Там может получиться 'бутылочное горлышко', простреливаемое пространство, в котором ну никак не развернуть даже небольшое подразделение и люди вынуждены будут находится под огнём скученно... Нет, Дмитрий Иваныч, хреновый из тебя полководец, не научился ты за противника продумывать. Или разучился за столько-то мирных годов. Да и если б и нет - как был ты старшиной, так и остался, хоть и орденоносным. Дали бы тебе сейчас хоть миномётный взвод - всё бы за стеной зачистил в пять минут уложившись. Да только где те миномёты, где те миномётчики...
И тут... Вы верите в чудеса?
Я вот с недавних пор верю. За стеной, возле той башни, которая в моё время называлась Сенатской, вспухло облако порохового дыма и до нас донёсся звук орудийного выстрела. Среди мятежников, ещё находившихся на этом участке, раздались крики. Кто-то выпустил из рук пищаль и она, выскользнув из амбразуры, шлёпнулась под стену с внешней стороны. Как только дым слегка снесло майским ветерком, от той же башни зазвучали размеренные пищальные залпы. Палили явно не по нашим бойцам, первые из которых, закончив курочить ворота, уже ворвались под своды Фроловской башни. Да, вовремя неведомая подмога ударила в спину мятежникам! Теперь дело пойдёт веселее!
Час спустя я, в окружении стрельцов-телохранителей, верхом въезжал под арку Фроловских ворот. У стен лежало несколько тел в европейской и русской одежде. Раненых уже сволокли внутрь Кремля, разместив во дворе какой-то большой избы казённого с распахнутыми настежь воротинами, приткнувшейся под стеной здорового строения, видом сходного с малой крепостцой, лишённой башен по углам, но сохранившей узкие окна-бойницы, забранные железными решётками. Память прежнего Димитрия подсказала: 'Кирилловское подворье'.
Там откуда-то появились четыре широкие лавки, на которых уже промывали, чем-то смазывали и бинтовали рубленые и стреляные раны наиболее 'тяжёлых'. Пара впавших в беспамятство лежал на постеленной прямо на утоптанную землю рогоже, а с полдюжины легкораненых возились у крыльца.
Я хотел было подъехать туда, но внезапно мой внимание привлёк резкий нечеловеческий визг, раздавшийся рядом, а сразу за ним - злобные вопли на французском, единственным знакомым словом в которых было 'merde!'. Вот как-то не сподобился в прошлой жизни изучить язык Золя и Дрюона, да и выполнявший до сих пор внутреннего переводчика 'реципиент', как выяснилось, тоже. Оно и понятно: русских царевичей всё больше принято обучать латыни, греческому, польскому, татарскому, да ещё немецко-австрийскому диалекту постольку-поскольку. А иную речь, вроде 'аглицкой', 'гишпанской' или, к примеру, персидской, им драгоманы перетолмачивают. А уж самозванцам и того не достаётся: добро, если имя своё писать умеют, как тот же Пугачёв или Тушинский вор.