Гоплиты спрыгнули в ров, спеша преодолеть его и напасть на стоящих в тревожном ожидании спартиатов. Но их ноги скользили по рыхлой земле, мешавшей выбраться наверх. Спартиаты без труда отбросили нападавших на дно рва. Противно зачавкала кровавая грязь.
Подозвав к себе сына Птолемея, Пирр велел ему обойти обороняющихся с фланга. Царевич вскочил на лошадь и, махнув рукой ожидавшим его всадникам, умчался исполнять приказ. Возглавляемые им галаты разметали вкопанные в землю колесницы — спартиаты пытались таким образом прикрыть наиболее уязвимые места обороны, для защиты которых у них недоставало воинов — и почти уже ворвались в город, но в этот миг им в спину ударил неприятельский отряд. Не ожидавшие нападения галаты бросили оружие и в панике бежали, насмерть затаптывая раненых и упавших.
Наиболее ожесточенная битва кипела вокруг Пирра. Ловко орудуя мечом, царь убил и изранил не менее двух десятков врагов. Его клинок блистал в воздухе словно молния, круглый бронзовый щит отразил множество ударов.
Ночь заставила врагов разойтись. Уставшие воины крепко спали. Спал и эпирский царь; спал нервно, содрогаясь всем телом. Ему снились молнии, бросаемые могучей царственной рукой в непокорный город, мечущиеся и горящие спартиаты.
Встало солнце, и сражение возобновилось. Надежды Пирра на то, что защитники города, ослабевшие от полученных накануне ран, сдадутся на его милость, не оправдались. Напротив, спартиаты сражались с отчаянием обреченных, превосходя «самих себя доблестью и самоотверженностью».[84] Павших заменяли раненые, старики, женщины и даже дети.
Отряд отборных воинов, возглавляемый лично Пирром, попытался вновь прорваться в город через колесницы, но лошадь царя была убита стрелой, а сам он едва успел спастись: телохранители вытащили его прямо из-под спартанских мечей.
Раздосадованный Пирр вырвался из рук своих воинов.
— Прекратить сражение! Подождем, когда они истекут кровью! Бой прекратился. Враги стояли друг против друга, разделенные узкой полоской рва. Раненые македоняне и эпироты отошли в обоз, где им перевязали раны. Их место заняли свежие воины из резервных полков. Сытые и бодрые, они жадно следили за тем, как из ран спартиатов сочится кровь, уносящая силы и жизнь.
Так было вернее, чем победить в открытом бою. Просто стоять и ждать, когда израненные враги сами падут наземь. Спартиаты поняли, на что рассчитывает Пирр: надежда, питавшая дух, начала покидать их. И тут пришло спасение. Пришло внезапно. На помощь приунывшим защитникам Спарты подошел отряд наемников Антигона. Не успели стихнуть приветственные крики, как в виду города появилось двухтысячное войско Арея, спешно вернувшееся с Крита.
— Вот и все, — устало сказал сам себе Пирр. Его армия численно превосходила силы врагов, но воины пали духом. Так и не проиграв, царь вынужден был отступить.
Но не успело войско стать на зимние квартиры, как пришло известие о беспорядках в Аргосе.
— Не выгорело со Спартой, отыграемся на Аргосе! — бодро решил Пирр, оскалив пластину сросшихся зубов.
Вокруг колонн идущего сквозь теснины войска увивались отряды спартиатов. То и дело какой-нибудь из полков попадал в западню. В одной из таких засад погиб Птолемей. Потрясенный гибелью сына, Пирр вихрем налетел на торжествующих врагов. Таким яростным его не видели никогда. Сразив копьем предводителя лакедемонян Эвалка, Пирр спрыгнул с коня — чтоб быть на равных! — и, сопровождаемый телохранителями, изрубил весь вражеский отряд.
Смерть сына задержала царя-воина лишь на один день. С трещащей от горького похмелья головой, Пирр повел воинов на Аргос, близ которого его уже поджидал соперник по македонскому трону Антигон.
Глубокой ночью гоплиты Пирра приблизились к городским стенам. Подкупленный эпиротами страж открыл ворота. Солдаты, стараясь не греметь оружием, вошли в город. Аргос был уже фактически в руках нападавших, когда Пирр допустил непростительную оплошность. Желая во что бы то ни стало ввести в город элефантов, он приказал разобрать стену, так как гигантские животные не могли пройти через ворота. Шум разбудил стражу, которая подняла тревогу. На улицах завязались первые стычки. По призыву горожан в город вошли армии Антигона и Арея.
Ночной бой походил на резню. По темным, освещенным лишь бликами разгорающихся пожаров, улочкам метались вооруженные люди, не осознавшие до конца: кто, кого, за что и где. Резали чужих и своих. Резали по звуку незнакомого говора. Резали по признаку иноземной одежды. Резали лишь потому, что боялись, что незнакомец нападет первым.
Большая толпа спартанцев обрушилась на пробившихся в центр города галатов. Те издали испуганный вопль, услышанный Пирром, только что вошедшим в Аргос. Не оглядываясь, следуют ли за ним телохранители, царь поспешил на помощь незадачливым союзникам.
На дорогу перед скачущим конем то и дело выскакивали какие-то люди. Пирр, уверенный, что впереди лишь враги, рубил налево и направо. Следовавшие за ним гвардейцы добивали уцелевших. Постепенно в город входили все новые и новые отряды завоевателей. Колонны эпиротов и галатов, македонян и фессалийцев сталкивались в кромешной темноте меж храмами и домами и беспощадно уничтожали друг друга.
Наконец рассвело. Пирр обнаружил, что находится неподалеку от центральной площади Аргоса Аспиды, заполненной воинами Антигона, Арея и вооруженными горожанами. Врагов было много больше, чем солдат Пирра, и царь приказал отступать.
Как говорит предание, его устрашила стоявшая посреди площади статуя — медный бык норовил поднять на рога скалящего клыки волка. Некогда старая гадалка предсказала царю, что он найдет свою погибель там, где встретит противостоящих волка и быка. И бесстрашный Пирр впервые испугался. Впервые дрогнуло мужественное сердце. Он испугался пророчества. А, может быть, убоялся города, так как всю жизнь предпочитал сражаться в поле, где ясно видно, с какой стороны враги, а с какой — друзья. И еще Пирр испугался за жизнь своего последнего сына Гелена, чей отряд как раз входил в город.
Пирр распорядился оставить Аргос. Даже храбрый иногда отступает — в этом нет ничего зазорного. Да и кто посмеет упрекнуть в трусости самого Пирра?!
Фессалийцы повернули коней и погнали их к городским воротам. На одной из улочек отряд Пирра столкнулся с воинами Гелена, который не выполнил приказ покинуть город и спешил на помощь отцу.
Всадники замедлили бег коней, и враги, воспользовавшись этим, напали на Пирра.
Бой происходил в тесном проулке, Пирр не мог развернуть своих всадников и бросить их в атаку на приближающихся врагов. Вдобавок забравшиеся на крыши аргивяне забросали копьями слонов. Один из них, тяжко раненый, рухнул посреди улицы, преградив эпиротам путь к отступлению, другой, обезумев от ярости, искал своего вожака, и найдя его убитым, бросился вдоль по улице, топча своих и врагов. И горе тому, кто оказался на его пути!
Пирр прежде не видел таких битв. Стесненные стенами и отчаянно ревущими элефантами, воины не могли занести меч над головой. Враги пинали друг друга ногами, били в живот локтями, один аргивянин вцепился зубами в шею очутившегося рядом с ним эпирота…
Кое-как царь выбрался из этой сутолоки и тут же получил удар копьем. Острие пробило панцирь и, потеряв силу, оцарапало бок. Взбешенный Пирр бросился вдогонку за обидчиком. И в это мгновенье прилетела смерть. Она была не в облике стрелы, что сразила его предка Ахилла. Нет, стрела пролетела мимо. Пирр погиб нелепо, смертью, недостойной царя, недостойной героя. Его убил не меч или копье, не стрела и не камень грозной катапульты. Обломок черепицы, брошенный с крыши матерью аргивянина, со всех ног удиравшего от Пирра, попал царю в незащищенную броней шею и перебил позвонки. Пирр покачнулся и рухнул с коня. Увлеченные боем телохранители не заметили этого.