— Вот как? Римский сенат будет решать судьбу лучшего из карфагенян?! — Суффет натянуто рассмеялся, отрывистые сухие звуки звонким эхом разнеслись по зале. — Римский сенат намерен диктовать нам, карфагенянам, как нам следует жить? Выдать Ганнибала?! Что ж, вы уже требовали этого, и мы не сказали: нет, потому что не знали всех обстоятельств этого дела. Теперь же вы возлагаете вину на всех нас! И за что? Лишь за то, что корни Ганнибала из нашего города. Но не в том суть. Я хочу спросить тебя, Фабий, а почему Ганнибал не имел права осаждать Сагунт, город, не связанный договором с Римом, город, враждебный союзникам Карфагена? Вы ставите нам в укор войну с сагунтянами, ничтожным народом, но в том ли действительная причина вашего недовольства?! Неужели судьба Сагунта столь сильно заботит римлян или же их заставляют искать вражды другие причины? Так перестаньте же ссылаться на Сагунт и дайте волю своим истинным помыслам! Скажи честно, Фабий, чего ищет Рим?!
Суффет с вызовом посмотрел на римского патриция. Жирная бородавка под носом Фабия налилась кровью.
— Хорошо! — крикнул он. — Хорошо, если ты так хочешь. Вы отказываетесь принять справедливые требования Рима, выдать нам Ганнибала и признать свою вину за Сагунт! — Посол запахнул полу тоги таким образом, словно пряча под ней меч. — Я приношу вам войну и мир, выбирайте, что вам угодно!
Зал, негодующим гулом реагировавший на слова Фабия, настороженно приумолк. Гимилькон усмехнулся, кривовато, не скрывая издевки.
— Выбирай сам!
Все препоны были разорваны, Фабий больше не желал мира. Распустив полу тоги, он крикнул:
— Я даю вам войну!
В ответ раздались многие крики. Карфагенские сенаторы, уязвленные высокомерием римлянина, спешили выплеснуть накопившиеся раздражение и гнев.
— Мы готовы сражаться!
— Мы разожжем такой пожар, пред которым не устоят даже стены Рима!
— Наши коршуны ощиплют римских орлов!
Суффет поднял руку, призывая к молчанию.
— Мы принимаем войну! — возвестил он, когда установилась тишина. — Римляне сами пожнут бурю, разожженную ими. А теперь вам следует удалиться!
Гимилькон лично сошел вниз, чтобы провести послов сквозь ряды негодующих карфагенских сенаторов. На площади их уже ждала усиленная охрана, которая сопроводила римлян до гавани, где стоял корабль. Солдаты не без труда пробивались через толпы черни, злословившей в адрес послов.
Римляне стерпели все: и ругань, и плевки, и отбросы, какими швырялись в них нищие оборванцы — самые ревностные приверженцы победоносного Ганнибала. Они взошли на свою квинкверему, и та взяла путь на север, в Иберию — туда, где уже готова была обратиться в пожар искра, запаленная наследником Барки. Корабль плыл на север…
4.2
Нельзя сказать, что решение идти на Рим далось Ганнибалу просто. Баркид не задавался вопросом: нужна ли ему эта война — великая война с Римом. Ему, и тем, кто его окружали, давно было ясно: война нужна, война неизбежна. Карфаген созрел для войны, Карфаген созрел для реванша. Но какой война должна быть: вести ли ее в Иберии, высадиться ли на Сицилии, или шагнуть прямо в Италию…
— В Италию! — решил Ганнибал.
Не все согласились с ним. Были сомнения, были возражения людей, преданных Баркиду и во всем помогавших ему. Теперь многие из них были против.
— Это слишком опасное предприятие! — предупреждал Бомилькар, старейший из карфагенских стратегов. Ему было под шестьдесят, лицо его, если смотреть сбоку, походило на хищный профиль коршуна. — Иберия издавна считается семейным делом дома Барки. И Совет, и римский сенат не протестовали против покорения всяких там карпетанов и олкадов, — варваров, чья судьба безразлична всем. Многим, конечно, это не нравилось, но им нечего было возразить. Недовольным мы затыкали рты щедрыми подачками, благо иберские рудники неистощимы, Рим же был вынужден соблюдать условия договора с Гамилькаром. Если же ты перенесешь войну за Альпы, это грозит серьезными осложнениями!
— Какими? — Ганнибал усмехнулся, натянуто. — Рим все равно со дня на день объявит войну Карфагену. Почему бы не нанести удар первыми, не дожидаясь, пока римские легионы ступят на земли Иберии иль Карфагена!
— Здесь нам будет легче сражаться с римлянами, — заметил Бомилькар. — Нам ведомы здесь каждое деревце, каждый кустик. Половина иберских племен готова встать под наши знамена.
— А другая поддержит римлян. А насчет деревьев и кустиков — это лишь дело времени. Пройдет год, и римляне будут знать эти края не хуже нас.
— Но вести войну в Италии, где у Рима неистощимые силы — безумие! — настаивал Бомилькар. — Это все равно, что биться с гидрой, у которой на месте одной головы тут же вырастает вторая!
— Если мне не изменяет память, Геракл совладал с такой гадиной, причем сразил ее в собственном же болоте!
Довод Баркида неожиданно развеселил стоявшего подле него Карталона, он хмыкнул. Глядя на Карталона, усмехнулись и остальные.
— Но все же это безумие! — слегка остывая, пробормотал Бомилькар.
— Согласен с тобой. Но римляне думают так же. Они ожидают чего угодно, но только не удара по Италии. Это будет для них неожиданностью. Это смутит врагов, это даст нам новых друзей. Не забывай про галлов, что спят и видят, как бы сквитаться с Римом!
Карталон, не возражавший, но и не соглашавшийся, как и подобает дипломату, задумчиво поскреб полысевшую макушку.
— Это конечно так…
— Так! Так! — перебил Бомилькар. Он успешнее прочих сражался в Иберии, и ему не хотелось идти в неведомые земли. — Но мы же не птицы, чтоб перейти через Альпы! Никто еще не пересекал эти горы, они недоступны человеку!
Ганнибал рассердился.
— Вы полагаете, мне легко принять такое решение?! Вы полагаете, я не колеблюсь?! Вы полагаете, мое сердце ликует, когда я думаю о тех бесчисленных жертвах, что принесет новая война?! Но мы должны нанести этот удар, нанести первыми; в противном случае первым будет враг! А насчет гор ты не прав. Купцы водят чрез них свои караваны, варвары пересекают Альпы во время набегов на соседей. Там есть тропы.
— Да, тропы, по которым могут пройти десять, двадцать, сто человек. Но ведь ты собираешься провести сто тысяч, конницу, да еще и элефантов! Или я ошибаюсь?
— Нет, это так, — подтвердил Ганнибал.
— И ты считаешь, сто тысяч пройдут по узеньким горным тропам?
— Горы — не препятствие для отважного воина. Это доказал Александр, побеждавший варваров, укрывавшихся на таких неприступных вершинах, где летали орлы.
— Александр… — Имя великого македонянина произвело некоторое впечатление на Бомилькара, но не сделало его покладистей. — Там не было таких гор. К тому же Александр не вел с собой слонов. Да и дороги там были лучше.
— Нет, дороги там были паршивые!
Все дружно повернулись к человеку, произнесшему эти слова. То был некий купец, назвавшийся ибером, но больше похожий на эллина, приведенный Ганнибалом. Купец утверждал, что знает путь через Альпы, и потому был зван на военный совет.
— Ты бывал в тех краях? — спросил Карталон.
— Приходилось.
— Надеюсь, ты не был в числе тех, кто сопровождал Александра? — Карталон расхохотался собственной шутке, поддержанной остальными. Купец также не остался в стороне от общего веселья. Он улыбнулся, дернув застарелым рубцом на левой скуле, но в рыжих глазах блеснули талые льдинки.
— Возможно и был, — сказал он. — Не помню, это было давно.
— Ха-ха, давно!
Ганнибал оборвал веселье Карталона резким жестом.
— А что ты э… — Полководец запнулся, но все же припомнил имя гостя. — Что ты, Келастис, скажешь об Альпах?
Кеельсее, а это был он, кивнул.
— Здесь я тоже ходил. Эти горы вполне проходимы.
— Проходимы! — фыркнул Бомилькар, весьма скептично прислушивавшийся к словам купца. Генерал недолюбливал гражданских вообще, а торгашей в частности. Вдобавок купец был иноземцем, и потому вызывал в старике еще большее подозрение. — Да, они проходимы — для пяти, десяти, ста человек! Для ста навьюченных лошадей. А что ты скажешь о ста тысячах воинов, о многих тысячах лошадей, о слонах, наконец?!