Тем же летом мы с Галлом в соответствии с пожеланием епископа Георгия воздвигли в Макелле часовню, посвященную святому Маманту - пастуху, жившему в этих местах. Считалось, что его мощи обладают большой целебной силой: излечивают кожные болезни, стоит только приложить берцовую кость святого к больному месту. Епископ полагал, что если мы построим для останков мертвого пастуха склеп, это даст народу отличный пример христианского смирения, и мы с Галлом целое лето трудились на стройке. Мне нравилась работа каменщика, но Галлу любые продолжительные усилия были просто ненавистны, и, обливаясь потом под жарким солнцем, он, боюсь, не столько работал, сколько посылал проклятия святому Маманту. Вскоре после того, как мы закончили часовню, у нее обвалилась крыша. Я слышал, галилеяне утверждают, будто обвалилась лишь та половина здания, которую выстроил я, потому что я - отступник. Это не так: обвалилась вся часовня, и произошло это из-за ошибки в расчетах.
В то время я уже не верил в Христа, но еще и не отрекся от Него. И все же убедительные доводы Порфирия крепко засели у меня в голове. Всякий раз, когда я пытался вступить с епископом Георгием в диспут о христианских догматах, он спешил остудить мой пыл: "Само понятие Троицы - тайна. Ее можно постигнуть лишь верой, и то не до конца". Гораздо больше по вкусу мне пришелся Плотин - он в течение пяти лет четырежды испытал то полное духовное слияние с Единым, которое является конечной целью всякой религии. Порфирий, при всей его мудрости, сподобился испытать это великое наслаждение лишь однажды, и то уже в возрасте шестидесяти восьми лет. Мне до сих пор удалось испытать его дважды, и каждый день я молю богов даровать мне еще одно откровение.
* * *У нас с Галлом не было ни друзей, ни заступников. Епископ Георгий, если не считать его назойливых попыток превратить меня в священника, совершенно нами не интересовался. Все остальные обитатели Макеллы обращались с нами с боязливым почтением. Мы пугали их, так как напоминали об убийстве и были наиболее вероятными жертвами в будущем.
Я по-прежнему много читал, а упражнялся мало, хотя от природы был сильным - особенно крепкими были у меня руки. Во всех играх и физических упражнениях Галл превосходил меня. Он был выше меня ростом, прекрасно сложен, а лицом подобен богу. Солдаты из нашей охраны все были поголовно в него влюблены, а он с ними бесстыдно заигрывал. Они брали его с собой на охоту, когда он того желал, и, думаю, с некоторыми из них у него были любовные интрижки, хотя оба мы в то время сожительствовали с одной и той же девушкой, или, скорее, молодой женщиной двадцати пяти лет. Она была женой чиновника, который вел наше хозяйство. Ненасытная в любви, она сначала совратила меня, а потом и Галла. Ее супруг делал вид, что ничего не замечает; собственно, это и все, что ему оставалось. Он только никак не мог сдержаться и хихикал при встрече с нами. Это был маленький толстячок, и, помню, как-то я спросил ее, как она может выносить его прикосновения.
- У него есть свои достоинства, - лукаво ответила она. Я до сих пор помню, как блестели ее волосы, рассыпанные по обнаженным смуглым плечам. Ни у кого больше не встречал я такой гладкой кожи. Она наверняка пользовалась притираниями, но умела это искусно скрывать, в отличие от других женщин такого пошиба, после которых все руки сальные. (Она, разумеется, была из Антиохии - ну что тут скажешь? Всякий знает: из всех искусств антиохийцы принимают всерьез лишь искусство любви.) Она делала вид, что я ей нравлюсь, но на самом деле ее приворожил златокудрый Галл. С гордостью он рассказывал мне: "Я и не пошевелюсь, а она все за меня делает". Вообще, его пассивность меня поражала, но понять Галла всегда было выше моих сил. Позднее, когда он превратился в чудовище, я не удивился: Галл мог стать чем угодно, потому что, в сущности, он был ничем. И тем не менее он притягивал к себе все взгляды, его плотская красота привлекала как мужчин, так и женщин. Поскольку он был совершенно бесчувствен, каждая женщина видела в нем вызов своим чарам и была готова на все, чтобы добиться его любви. Так что у Галла всегда была возможность наслаждаться… даже не пошевелившись!