(Из собрания П. Карабанова)
Марья Перекусихина
В исходе 1786 года Екатерина, готовясь к зимнему путешествию через Белоруссию в Тавриду, для дорожной шубы приказала принести множество дорогих собольих мехов с образцами богатой парчи и выбрала самую блестящую с битью. Марья Саввишна Перекусихина сказала:
– Матушка государыня, ведь вы ручки исцарапаете!
– Что же делать, голубушка, – возразила Екатерина, – я должна быть одета так, чтобы с первого взгляда всякой мог узнать, что я – императрица.
В 1787 году на одном ночлеге, во время путешествия в Тавриду, Марью Саввишну Перекусихину поместили в комнату, наполненную чемоданами и дорожными припасами. Государыня, войдя к ней, с сожалением сказала:
– Неужели ты забыта?
Сколько та ни старалась ее успокоить, но Екатерина потребовала князя Потемкина к себе и сделала ему выговор:
– Заботясь обо мне, не забывайте и моих ближних, особливо Марью Саввишну – она мой друг, чтоб ей так же было покойно, как и мне.
(Из собрания П. Карабанова)
Граф М. Н. Кречетников
Кречетников, при возвращении своем из Польши, позван был в кабинет императрицы.
– Исполнил ли ты мои приказания? – спросила императрица.
– Нет, государыня, – отвечал Кречетников.
Государыня вспыхнула:
– Как нет?!
Кречетников стал излагать причины, не дозволившие ему исполнить высочайшие повеления. Императрица не слушала, в порыве величайшего гнева она осыпала Кречетникова укоризнами и угрозами. Кречетников ожидал своей гибели. Наконец императрица умолкла и стала ходить взад и вперед по комнате. Кречетников стоял ни жив ни мертв. Через несколько минут государыня снова обратилась к нему и сказала уже гораздо тише:
– Скажите мне, какие причины помешали вам исполнить мою волю?
Кречетников повторил свои прежние оправдания. Екатерина, чувствуя его справедливость, но не желая признаться в своей вспыльчивости, сказала ему с видом совершенно успокоенным:
– Это дело другое. Зачем же ты мне тотчас этого не сказал?..
(А. Пушкин)
Генерал-аншеф М. Н. Кречетников, сделавшись тульским наместником, окружил себя почти царскою пышностью и почестями и начал обращаться чрезвычайно гордо даже с лицами, равными ему по своему значению и положению при дворе.
Слух об этом дошел до Екатерины II. Императрица, в свою очередь, пожаловалась на генерала князю Потемкину.
Князь позвал своего любимца генерала Сергея Лаврентьевича Львова, известного в то время остряка, и сказал:
– Кречетников что-то слишком заважничал… Поезжай к нему и сбавь у него спесь…
Львов поспешил исполнить приказание и отправился в Тулу.
В воскресный день Кречетников, окруженный толпой нарядных официантов, ординарцев, адъютантов и других чиновников, с важной миной явился в свой приемный зал и предстал перед многочисленным собранием тульских граждан.
И вот среди всеобщей тишины раздался голос человека, одетого в поношенное дорожное платье. Он, вспрыгнув позади всех на стул, громко хлопал в ладоши и кричал:
– Браво, Кречетников, браво, брависсимо!
Изумленные взгляды собравшихся обратились к смельчаку. Удивление присутствовавших усилилось еще больше, когда наместник подошел к незнакомцу с поклонами и сказал ему:
– Как я рад, многоуважаемый Сергей Лаврентьевич, что вижу вас! Надолго ли к нам пожаловали?
Но незнакомец продолжал хлопать и убеждал Кречетникова вернуться и еще раз позабавить его пышным выходом.
– Бога ради, перестаньте шутить, – бормотал растерявшийся Кречетников, – позвольте обнять вас.
– Нет! – кричал Львов. – Не сойду с места, пока вы не исполните мою просьбу. Право, вы мастерски играете свою роль!
Сконфуженному Кречетникову стоило немалых усилий уговорить посланца слезть со стула и прекратить злую шутку, которая, разумеется, была понята и достигла цели.
(Д. Бантыш-Каменский)
В 1787 году императрица Екатерина II, возвращаясь в Петербург из путешествия на юг, проезжала через Тулу.