Катон посмотрел на него в ответ и мягко улыбнулся.
— Я понимаю тебя, хотя некоторым сейчас это трудно понять. И спасибо за твои добрые слова. Я всегда нуждался в тебе, мой друг. Если я когда-нибудь получу еще одно командование, мне будет трудно выполнять работу в одиночку. Больше ничего не нужно говорить. Нам лучше отправить тебя в постель, пока Петронелла не отреклась от тебя.
— Ах, моя женщина. — Макрон усмехнулся. — Она будет не прочь побороться сегодня вечером, я ручаюсь. Мне нужно еще выпить, прежде чем я осмелюсь встретиться с ней лицом к лицу.
Он потянулся за кувшином, но Катон выхватил его. — Нет. С тебя хватит. Иди к ней, Макрон. Пока она не пришла за тобой. Это мой совет.
Макрон с нежностью посмотрел на кувшин и кивнул. — Хорошо…
Он неуверенно поднялся и повернулся в сторону комнат, которые были приготовлены для него и его жены, и с веселым взмахом руки вошел во мрак. Катон смотрел ему вслед, на мгновение, развеселившись, но потом его сердце сжалось от осознания того, что значительный отрезок его жизни подходит к концу. Он надеялся, что его ждут новые испытания, новые перспективы. Но там уже не будет Макрона, чтобы разделить их.
— Прощай, мой друг, — тихо сказал он и повернулся, чтобы еще раз окинуть взглядом свой перистиль.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Восходящее солнце все еще было скрыто за массивом Виминальского холма, пока Катон и его небольшая группа сопровождающих шли через Форум к Большому Цирку. Впереди высокие очертания императорского дворца на Палатинском холме были залиты розовым сиянием солнечных лучей. Катон взглянул на строение, осматривая колоннады и балконы, словно хотел увидеть императора или членов его семьи и свиту, но единственными фигурами в поле зрения были личные телохранители Нерона, высоченные германцы с длинными светлыми волосами, их доспехи и копья сверкали. Они были выбраны потому, что были пришлыми наемниками и не могли говорить по-латыни, и, следовательно, с меньшей вероятностью могли быть вовлечены в какие-либо заговоры против императора. Они также имели репутацию свирепых воинов, не проявляющих милосердия.
Катон вспомнил первую стычку, в которой он участвовал на границе на Рейне; когорта, в которой он служил, была заманена в ловушку, и когда он увидел приближающихся к нему варваров с безумным выражением лиц, ревущих свои боевые кличи, он впервые испытал настоящий ужас. Германцы были крупными, дикими на вид людьми, которые и в мирных-то условиях казались достаточно устрашающими. Поэтому неудивительно, что их выбрали для защиты Августа и каждого императора с тех пор. Катон содрогнулся при мысли о встрече с ними во дворце завтра.
Он не сомневался, что выполнил свой долг в меру своих способностей, и все же он был достаточным реалистом, чтобы понимать, что это ничего не будет значить в мире высокой политики, где люди его ранга разыгрываются и отбрасываются без всякого уважения, как если бы они были игральными костяшками. Невозможно было предсказать, какую судьбу они решат за него. Ему могут грозить сфабрикованные уголовные обвинения, изгнание и даже смерть. Или Нерон может восстановить его по своей прихоти. Его действительно волновала случайность всего этого. Если опасность, грозящая ему, была известна, он мог к ней подготовиться. Но эта ситуация? Он мог попасть в засаду с любой стороны.
Он крепко держал Луция за руку, пока они протискивались сквозь небольшую толпу покупателей на Форуме, которые пришли на рынок достаточно рано, чтобы попробовать самые свежие продукты на прилавках. Петронелла шла по-другую сторону от мальчика с корзиной для пикника в свободной руке, а Макрон рванул вперед и изо всех сил старался расчистить им путь. Они прошли по улице в сторону дворца, где неприятные запахи, исходящие из главной городской канализации — Большой Клоаки, как правило, держались в воздухе в течение нескольких дней между дождями и сильными ветрами. Лицо Луция сморщилось от отвращения, а Петронелла выпустила его руку и прикрыла ей нос и рот. Все четверо ускорили шаг, пока не вышли на большую открытую площадь, протянувшуюся между концом Большого цирка и складами Бычьего рынка. Большая толпа собралась у входов, где колесницы и их команды вступали в Цирк, надеясь увидеть своих героев до начала гонок. Раздался рев возбуждения, когда фигура в синей тунике появилась у одной из арок над входными воротами. Катон и остальные остановились, чтобы посмотреть, как светлокожий и светловолосый мужчина распахнул руки, чтобы поприветствовать поклонников, и улыбнулся восхищенному ликованию толпы.