— Тогда десять, — быстро ответил трактирщик. — На меньшее не соглашусь.
— Десять? — вздохнул мужчина. — Давай озвучим восемь, или я снова натравлю Петронеллу на тебя.
Трактирщик осторожно взглянул на нее и втянул воздух сквозь видавшие виды зубы, прежде чем кивнуть. — Тогда восемь. Но без вина.
— С вином, — твердо настаивал другой мужчина, и все следы юмора исчезли в его голосе, когда он пристально посмотрел темными глазами.
Трактирщик надул щеки, затем повернулся и поспешил обратно к двери за стойкой, ведущей на кухню, выкрикивая инструкции своей служанке.
— Это моя девочка, — сказал Макрон с чувством. — Яростная, как львица. У меня даже есть царапины, чтобы доказать это.
— Вам не следовало платить восемь, хозяин Катон, — нахмурилась Петронелла. — Это слишком много.
Катон покачал головой, слегка позабавившись, что она все еще временами считала его своим хозяином. Он освободил ее спустя год, после того, как стало ясно, что Макрон всерьез полюбил ее. А теперь они поженились, и старый центурион был полон решимости подать заявление об увольнении, чтобы они вдвоем могли спокойно уединиться. По правде говоря, обрести умиротворение мирской жизни могло оказаться немного труднее, чем предполагал Макрон, поскольку вскоре они должны были бы направиться в Британию, где он должен был взять на себя свою половину бизнеса, принадлежащего ему и его матери. Катон знал ее достаточно хорошо, чтобы быть уверенным, что она вполне себе не уступит в свирепости личности Петронеллы. Если он хоть сколько-нибудь научился судить о характере любой из женщин, то у Макрона ожидались веселые деньки впереди. И возможно центурион скоро пожалеет и возжелает вернуться на службу в легионах, где он сталкивался с менее ужасными битвами. Тем не менее, это был его выбор, и Катон ничего не мог с этим поделать теперь, когда его друг принял решение. Он будет скучать по Макрону — будет очень скучать по нему — но он должен будет найти свой собственный путь вперед. Возможно, их дороги снова пересекутся в будущем, если Катон будет отправлен в армию в Британии.
Он выбросил из головы мысли о далеком будущем и прищелкнул языком Петронелле. — Давай-ка ты все же больше не будешь называть меня хозяином. Я тебе уже не более хозяин, чем твой муж.
Макрон ухмыльнулся и скользнул рукой вниз, чтобы нежно хлопнуть ее по заднице. — В свое время я разбирался с гораздо более сложными рекрутами, чем она. Клянусь богами, Катон, ты был одним из самых безнадежных дрыщей, на которых я когда-либо смотрел, особенно в ту ночь, когда ты заявился в лагерь Второго Легиона.
— А теперь посмотри-ка на него, — вмешалась Петронелла. — Трибун преторианской гвардии! А дальше центуриона ты так и не прыгнул.
— Каждому свое, любовь моя. Мне нравится быть центурионом. Это то, что у меня получается лучше всего.
— То, что у тебя получалось лучше всего, — сказала она с ударением. — Те дни прошли. И тебе лучше не относиться ко мне как к долбанному рекруту, иначе ты узнаешь почему. — Она сжала кулак и на мгновение задержала костяшки пальцев под носом Макрона перед тем, как расслабить их.
Луций толкнул Катона. — Мне нравится, когда Петронелла злится, отец, — прошептал он. — Она страшная.
Макрон расхохотался. — Да, парень! Ты ведь и половины не знаешь. Любовь всей моей жизни крепка, как старые калиги, — он бросил на нее тревожный взгляд.
— Но гораздо красивее.
Петронелла закатила глаза и толкнула его. — Ой, расслабься.
Выражение лица Макрона стало серьезным. Он поднял руку, чтобы повернуть ее лицо к себе, и нежно поцеловал ее в губы. Она подалась назад и потянулась к его широкой спине, чтобы притянуть его к себе. Их губы оставались сомкнутыми еще на мгновение, прежде чем их чувственный поцелуй закончился, и Макрон изумленно покачал головой. — Клянусь всем, что свято, ты моя женщина. Моя девочка. Моя Петронелла.
— Моя любовь… — ответила она, когда они с нежностью посмотрели друг на друга.
Катон закашлялся. — Может хотите, чтобы я проверил, смогу ли я найти здесь комнатку для вас двоих по достойной цене?
Вскоре после этого прибыла еда, которую несла на большом подносе коренастая служанка, с которой капал пот от работы над огнем на кухне. Она поставила поднос и выгрузила куски свинины и двух жареных цыплят на деревянном блюде, плетеную корзину с несколькими маленькими круглыми хлебами, два кувшина из самианской глины с пробками с маслом и гарумом и еще один с вином. Порции были более щедрыми, чем ожидал Катон, и в своем теперешнем хорошем настроении он почувствовал себя достаточно щедрым, чтобы дать ей сестерций чаевых. Она взглянула на монету в ладони широко раскрытыми глазами, затем нервно посмотрела через плечо, но трактирщик сидел за другим столиком, за которым сели еще двое посетителей. Она сунула монету в карман на переднике своей запачканной столы и поспешила обратно на кухню.