Трактирщик почесал щеку, собираясь с мыслями. — Хорошая новость в том, что Паллас выглядит так, как будто собирается нас навсегда покинуть.
— Паллас? — Макрон приподнял бровь. Паллас был одним из имперских вольноотпущенников, унаследованных Нероном от Клавдия, и был главным советником императора. Это была должность, для которой требуемые навыки включали шпионаж, нанесение ударов в спину, жадность и амбиции, и все это он отточил в высшей степени. Только видимо, он на чем-то попался, или же он встретился с сильным соперником. — Что же произошло?
— Его обвиняют в заговоре с целью свержения императора. Судебный процесс начнется через месяц или около того. Должно получиться хорошее представление; его защищает сенатор Сенека. Я бы обязательно пошел посмотреть на это зрелище, если бы не был так занят здесь.
Макрон перевел взгляд на своего друга. — Вездесущие фурии, как все перевернулось местами. Я думал, что Паллас крепко зарылся мордой прямо в свое корыто. Особенно когда связал свои дела с Агриппиной, — осторожно заключил он.
Катон кивнул, размышляя о смене власти в столице. Паллас заключил союз с Агриппиной и ее сыном Нероном в последние годы правления предыдущего императора. Однако его отношения с матерью нового императора были не только политическими. Катон и Макрон раскрыли секрет несколькими годами ранее и мудро держали рот на замке. Не то чтобы языки не болтали за обеденными столами аристократов или среди сплетников, которые собирались вокруг общественных фонтанов в Субуре. Но слухи — это одно, а знание правды было гораздо более опасной ситуацией. Теперь казалось, что перспективы Палласа пошли на убыль. Возможно со смертельным исходом. И, возможно, не только для него.
— Судят ли еще кого-нибудь кроме него?
— Не то, чтобы я знал о них. Он мог действовать один. Скорее всего, император положил глаз на его богатства. Невозможно стать таким богатым, не наживая врагов. Люди, которых вы свалили по пути наверх. Или люди, которые просто возмущены вашим успехом и богатством. Вы знаете, как это сочетается среди власть имущих в Риме. Всегда кто-то готов воткнуть нож в спину… это просто такое выражение. — Он вдруг взглянул на Катона с тревогой. — Как вы сказали, какие у вас были дела в Риме?
— Нас отозвали. Точнее сказать, мою когорту преторианской гвардии.
— Твою когорту преторианцев? — Трактирщик натянуто улыбнулся и как будто побледнел, когда понял, что ступил на опасную почву, высказывая свое мнение о мотивах императора, тем более не кому попало, а преторианцу.
— Я командующий трибун. Макрон — мой старший центурион. Мы сели на первый корабль, направляющийся в Остию. Остальные люди на транспортах на несколько дней позади нас, так что, возможно, тебе повезет, когда они пройдут этим путем.
— Я не имел в виду никакой критики, только из лучших побуждений, господин. Это просто разговоры на улице. Я не имел в виду ничего обидного.
— Успокойся. Твои взгляды относительно Нерона достаточно безопасны среди нас. Но что с Агриппиной? Ты знаешь, имела ли она какое-либо отношение к обвинению Палласа в заговоре? Когда мы отправились на восточную границу, эти двое были ближайшими советниками императора.
— Уже нет, господин. Как я уже сказал, Палласа судят, и она впала в немилость. Император выгнал ее из императорского дворца и лишил официальных телохранителей.
— Это сделал Нерон? — поинтересовался Макрон. — В последний раз, когда я видел их двоих вместе, она вертела его на своем мизинце. Похоже, у мальчика наконец-то выросли яйца, и теперь он распорядитель представления. Молодец.
— Может быть, — задумался Катон. Судя по опыту общения с новым императором, он сомневался, что Нерон проявил такую инициативу в одиночку. Скорее всего, его рукой руководила другая фракция во дворце. — Так кто же в эти дни советует императору?
Хотя его несколько успокоили, что его слова не будут использованы против него, трактирщик понизил голос. — Некоторые говорят, что настоящая власть теперь в руках Бурра, командира преторианской гвардии. Его и Сенеки.
Катон переварил эти сплетни и приподнял бровь. — А что говорят другие?
— Говорят, Нерон стал рабом своей любовницы Клавдии Актэ.
— Клавдия Актэ? Никогда о ней не слышал.
— Я не удивлен, господин. Не слышали, если вы отсутствовали несколько лет. Ее видели в его компании только как последние несколько месяцев. В театре, на скачках и т. д. Я видел ее сам в последний раз, когда был в Риме. Симпатичная, но говорят, что она вольноотпущенница, а консервативным людям это не нравится.
— Могу представить. — Катон знал, насколько скрупулезно обидчивые сенаторы, более склонные к традиционным взглядам, относились к социальным различиям. Они рассматривали случайность рождения, которая дала им огромные привилегии, как некое право, данное богами, относиться ко всем другим людям как к неполноценным от рождения. Наигранный вид превосходства худших из них действовал ему на нервы. Даже если они думали, что их дерьмо пахнет лучше, чем у немытой черни, это было не так. Более того, как правило, большую часть содержимого их головы занимало все то же дерьмо, а не та остаточная материя, принимаемая ими за мозг. Мысль о том, что император демонстрирует миру свою низкорожденную женщину и утирает им нос этим фактом, привела бы наиболее чувствительных сенаторов в заговорщицкое безумие. Нерон играл в опасные игры, даже если и не подозревал об этом.