Наконец, определенную роль, связывающую самостоятельность «местных чиновников», была призвана играть налоговая политика в населенных некитайцами районах. Наряду с порядком представления дани двору (что в некоторых случаях могло приобретать и некоторые экономические функции)[64], уже с 1403 г. в источниках прослеживаются сведения о включении людей некитайского происхождения в налоговые реестры. Этот порядок в начале XV в. распространяется на многие районы юго-западных провинций [23, цз. 20, 364, цз. 55, 816–817, цз. 81, 1089, цз. 149, 1743, цз. 150, 1745, цз. 161, 1825]. Данные сведения позволяют определить, что на некитайское население стали накладывать основные и дополнительные налоги, т. е. был принят такой же порядок, как в Собственно Китае. Одновременно начинают встречаться записи о недоимках в налогах с инонационального населения [23, цз. 17, 311]. После подчинения Гуй-чжоу здесь стали создаваться специальные налоговые управления (шуйкэсы) [23, цз. 154, 1776]. Правда, желая приспособить китайскую систему налогообложения к местным условиям юго-западных районов, китайцы практиковали здесь изъятие налогов не только преимущественно зерновыми (как в Собственно Китае), но и другими видами продукции: золотом, серебром, киноварью, чаем, лошадьми, продуктами моря и др. [23, цз. 17, 311, цз. 56, 829, цз. 116, 1479, цз. 125, 1568, цз. 155, 1788]. Но сути дела это не меняло: распространение налогообложения некитайского населения в пользу китайской казны не только отнимало у местной верхушки часть ее дохода, но и делало «местных чиновников» ответственными перед китайской администрацией за поступление налогов. Постепенное привязывание инонациональных народов к китайскому налоговому прессу должно было сказаться не только на положении местной верхушки, но и на самом строе жизни этих народов и племен в юго-западных провинциях.
Нельзя также забывать, что признание покорности местными вождями могло сопровождаться расположением китайских гарнизонов на подведомственной этим вождям или близлежащей территории. Последнее не могло не влиять на их самостоятельность.
Учитывая все изложенное, вряд ли можно согласиться с мнением, что китайская система управления инонациональным населением полностью оставляла без вмешательства извне существовавшие здесь порядки [213, 21–22]. Согласно приведенным данным, в начале XV в. наблюдается следующая картина. Автономная система «местных управлений» в одних случаях могла иметь реальный смысл, а в других — быть сильно ограниченной. Различие зависело от конкретных обстоятельств: соотношения сил в том или ином районе, географических условий (например, труднодоступности для войск), местных традиций, силы освободительного движения, стратегических расчетов китайцев и т. д. Немало значил и адрес подчинения автономных административных единиц. Если они подчинялись другим «местным чиновникам», то автономия могла сохраняться в большей степени. Если же они попадали под контроль китайских военных властей, то в меньшей.
При всем сказанном надо учитывать, что, даже оставляя (и в немалой степени вынужденно) определенную свободу действий местной социальной верхушки, китайское правительство не переставало стремиться к тому, чтобы его власть на национальных окраинах империи была вполне реальной. Наглядным подтверждением этому может служить образование в 1413–1414 гг. новой китайской провинции Гуйчжоу на территориях, издавна заселенных народом мяо. Этот шаг показывает, что императорское правительство в своей национальной политике на юго-западе страны не намеревалось ограничиться описанной системой автономии и стремилось к дальнейшей китаизации данных районов.
Организация провинции Гуйчжоу явилась кульминационным моментом упомянутой национальной политики в начале XV в. Здесь отразились многие характерные для нее черты и методы. Поэтому остановимся на этом событии подробнее.
Гуйчжоу — страна мяо, как ее называют этнографы, — долгое время сопротивлялась установлению китайской власти. Попытка ее покорения в конце XIV в. была, как отмечалось, неудачной. К рубежу следующего столетия из-под китайского контроля освободились даже те районы Гуйчжоу, которые ранее считались подчиненными империи. Но весной 1403 г. правительство Чжу Ди вновь подчиняет их и учреждает здесь 14 управлений старшего чиновника [23, цз. 16, 298]. Для дальнейшего захвата всей страны мяо китайцы воспользовались междоусобной борьбой мяоских племен. В 1413 г. сюда вторглась 50-тысячная китайская армия [29, цз. 316, 7888 (4)]. В марте того же года Гуйчжоу получила «вспомогательный» (т. е. неординарный) статус провинции империи, а через год, в марте 1414 г., этот статус был окончательно утвержден [23, цз. 137, 1661, цз. 149, 1735]. Это сопровождалось установлением здесь обычных для Китая органов провинциальной власти — общеадминистративных, военных и судебных, а также новым территориальным районированием. В последнем случае наблюдается сочетание традиционных китайских административных единиц и отмеченных выше автономных образований.
64
Например, при образовании Управления полного умиротворения Пуань в феврале 1403 г. было оговорено, что местный начальник будет ежегодно выплачивать в качестве «дани» 3 тыс. даней зерна и возьмет на себя расходы по доставке этого зерна в казенные хранилища [23, цз. 16, 298].