Флай что-то прошипел сквозь зубы. Я пнул серую морду, отпрыгнул, кинул файер.
— Что ты там рассказывал? — не унимался я, вертясь на месте и швыряя сгустки огня. — Солнышко светит, птички поют? Ну и как тебе птички, Харт?
— Жирноваты, — сквозь зубы процедил ловец.
— Угу, — еще одна оскаленная башка отделилась от тела. — И пахнут дурно. Заканчивай уже, что ты там возишься?
— Да пошел ты, — буркнул Харт, добивая двух зверюг.
Я выдохнул и осмотрелся. Картина была удручающая: развороченные могилы, пылающие от файеров кусты и трупы серых тварей. А еще слизь, что покрывала и землю, и могильные камни, и нас с Хартом.
— Вот гадство, — я с досадой оттер лицо и развернулся к ловцу. Он стоял, опустив клинок и так же мрачно обозревая кладбище. Я свел ладони, активируя сразу несколько рун, и шагнул к Харту. Тот встал в стойку, почуяв недоброе. — Ну а теперь расскажи-ка мне, чистюля, что ты знаешь об этих зверюшках?
— О чем ты, Раут? — ловец изобразил насмешку.
— Ты назвал их тварями Изнанки, Харт.
— Я? — он закатил глаза. — Тебе послышалось, чернокнижник.
— Да ладно? — смеяться мне уже не хотелось.
Харт открыл рот, чтобы ответить, но тут мое внимание привлекло голубоватое свечение. Обернулся. Кладбище светилось. Множество бледно-голубых точек, словно рой мух, кружились вокруг трупов и оседали на них. И там, куда опускались эти огоньки, серая плоть расползалась, словно ее поедали. Через несколько мгновений на земле не осталось ни одной серой зверюги. Ни одного доказательства, что все произошедшее не является плодом воображения перепившего чернокнижника.
Лишь могилки остались такими же развороченными да кусты — сожженными.
— Интересно, и как мы будем описывать все это эскандору? — буркнул я.
Харт внимательно рассматривал свои сапоги.
— Думаю, нам не стоит об этом рассказывать.
И посмотрел мне в лицо. Жестко, зло.
Я поднял бровь и демонстративно прочистил ухо.
— Э-э, Харт, ну-ка повтори еще раз? Ты представляешь, мне сдуру послышалось, что ты предлагаешь утаить этот досадный инцидент от начальства. Но мне, конечно же, показалось, ты ведь не мог сказать такого, правда? Только не сиятельный Флай, доблестный защитник Бастиона!
— Прекрати паясничать! — обозлился парень. — И пошевели мозгами, или что там у тебя! Как мы будем об этом докладывать? Что на нас напали неведомые твари, вылезшие из могил? А потом испарились? Да нас на смех поднимут!
— Ничего, тебе полезно побыть посмешищем, — отозвался я. — Это спесь сбивает.
— Нам не поверят!
— А это не наша забота. — Я улыбался, хотя ситуация мне ох как не нравилась. — Наше дело доложить.
— Слушай, Раут, — оскалился Харт, — с каких пор ты стал таким правильным? Тебе же плевать на Бастион! И на ловцов плевать. Так почему бы тебе просто не… забыть об этом?
Он уставился мне в лицо. Тяжело так уставился. Его зеленые глаза посветлели, словно выцвели.
— Забыть? — я хмыкнул. — Не знаю… На беду у меня демонски хорошая память.
Харт сжал кулаки, но заставил себя расслабиться. И усмехнуться.
— Чего ты хочешь, чернокнижник? — сквозь зубы бросил он. — Денег? Так могу подбросить, чтобы твоя память стала… несколько хуже.
— Интересно, — протянул я, словно раздумывая. — И почему ты так хочешь замять это происшествие…
— Не хочу выглядеть дураком, — процедил Флай.
— Да ладно? Неужели? И только?
— Да, — он чуть переместил ладонь. Незаметно, всего на долю кранта, но из такого положения легче вытаскивать клинок. Или кидать заклятие. А до меня вдруг дошла и еще одна занятная подробность. Подчинения не было. А ведь должно было быть. Эскандор сделал меня старшим в отряде, и Харт не мог напасть на меня. Но напал. И мое ухо до сих пор горит от его файера. Выводы напрашивались разные, и для начала мне не мешало бы все это обдумать. То, что Харт знал о тварях гораздо больше, чем хотел показать — факт. И его неубедительным доводам я ни на миг не поверил. Но… Но иногда стоит сделать шаг назад и выждать, чтобы оказаться за спиной у противника и нанести удар.
— Хм, ты умеешь уговаривать, Флай, — я ухмыльнулся, пытаясь изобразить жадного чернокнижника, — а деньги еще никому не помешали, правда?
Он смотрел напряженно, пальцы застыли возле рукояти. Но вышедшее солнце осветило мрачный пейзаж, блеснуло на моем амулете ловца. И Харт отступил, тоже пытаясь изобразить улыбку.
— И это верно, чернокнижник. Я выпишу тебе вексель, когда вернемся в Бастион.
— Что, даже не спросишь, во сколько я оценил свою память? — не удержался я.