Наставник чуть склонил голову.
— Вы хотите написать официальное возражение на имя Светлой гильдии, ловец Харт?
Тот почти слышно скрипнул зубами.
— Нет, эскандор.
Маг кивнул, окинул взглядом зал и указал рукой на дверь. Харт с приятелями двинулись к выходу, наградив меня напоследок убийственными взглядами. Впрочем, на переглядки мне было плевать, как обычно. Ненавидящие взгляды со всех сторон ничуть не испортили мой аппетит. И, возможно, там даже остался пирог.
Норт повернул ко мне голову.
— В кабинет начальника Бастиона, Раут. Немедленно.
Вот же гадство. Аппетит мне все-таки испортили.
ГЛАВА 2
Стены монастыря выглядели до боли родными. Все тот же серый камень и витые ограды, украшенные ярким багрянцем плетущегося лесного плюща. Конусная крыша со светлой черепицей. Окно, с которого смотрела Богиня, держащая в руках маятник равновесия.
Все знакомо, привычно, умиротворяюще…
Так почему же даже здесь она не может успокоиться?
Одри вздохнула и поднялась с каменной скамьи. И вовремя, на дорожке между облетевшими яблонями прошуршало жесткое платье настоятельницы, и послышались ее неспешные шаги.
— Одрианна, я рада тебе, — жрица улыбнулась, не размыкая губ. — Ты давно не заглядывала, но я рада видеть тебя в добром здравии. Хотя… — настоятельница всмотрелась в бледное лицо девушки, — вижу, что пришла ты не за воспоминаниями. Тебя что-то тревожит?
Одри склонила голову, сложила ладони в молитвенном жесте, развела, изобразив маятник равновесия.
— Все в руках Богини, хранительница, — заученно произнесла она и вздохнула. — Но вы правы. Меня, действительно, кое-что тревожит. Благодарю, что нашли время для разговора со мной.
— Давай пройдемся, Одрианна. — Наставница указала рукой на дорожку в глубь сада. — Сегодня хороший день для неспешной прогулки.
Две женщины — пожилая и молодая — пошли рядом.
— Так что тебя тревожит?
Одри тронула рукой ветвь, отвела в сторону. Кора была влажной, на пальцах остался темный след.
— Я выхожу замуж, хранительница.
— Это прекрасная новость! — настоятельница вновь улыбнулась. — Ты ведь знаешь, Богиня одобряет и поддерживает всех, кто решает создать семью. Добрый муж становится продолжением жены, он уравновешивает ее. А наша главная задача — стремиться к равновесию! Но… — она бросила на девушку быстрый взгляд, — кажется, тебя мучают сомнения? Ты не уверена, что твой избранник станет тебе добрым мужем?
Одри покачала головой.
— Напротив… я в этом уверена. Мой избранник… он идеален, — Одри вздохнула. — Понимаете, хранительница, Армон… так его зовут, он лучший мужчина из всех, кого я когда-либо встречала. Он добрый, заботливый, сильный… И, кажется, он любит меня… понимаете? Он просто идеален. Он тот, о ком я мечтала всю жизнь! Богиня, да он просто подарок, посланный мне небом! А я…
— Ты?
— Я… — Одри запнулась. Нахмурилась. — Я… — слова застревали в горле, и выдавить их из себя было неимоверно трудно. — Я, кажется…
— Что? — наставница нетерпеливо смахнула с лица капли, что сыпались с веток.
— Я думаю о другом мужчине. — Одри зажмурилась. Но слова уже повисли в воздухе, и дышать стало легче. — Я постоянно о нем думаю, хранительница! Не могу освободиться. Не могу забыть! Он словно наваждение, понимаете?
Она в отчаянии прижала ледяные ладони к пылающим щекам.
— Я не знаю, что мне делать, хранительница, не знаю, как успокоиться и забыть его!
Настоятельница поджала губы.
— Ты разделила постель с этим мужчиной?
Одри покаянно кивнула.
— Я не хотела… То есть… хотела. То есть… я совсем запуталась! Я думала, что помогаю, я хотела спасти своего друга Дориана, понимаете? Я думала, что просто помогу его спасти! Я не желала зла! Но все вышло просто ужасно! Лекс, его хотели убить! А я… виновата! И он не простит меня, понимаете? А я… я ведь…
— О, так тебя мучает чувство вины? — настоятельница свела кустистые темные брови.
— И это тоже. Да, я чувствую себя виноватой перед Лексом. Но не только это. О, хранительница! Я совсем потеряла равновесие! И не могу обрести его, как ни стараюсь!
— Дитя, — настоятельница сложила ладони у подбородка. — Тебе надо лишь попросить прощения. У этого человека… Лекса. Пусть он простит тебя, и твоя душа обретет покой. Чистосердечное прощение омывает сердце просящего целебным бальзамом, смывает горечь и боль вины. Прощать и просить прощения — вот наше…
— Это невозможно. — Одри была так расстроена, что перебила светлую хранительницу, чего никогда себе не позволяла. — Совсем-совсем невозможно. Лекс никогда меня не простит. К тому же он пропал. И он чернокнижник.