С размышлениями, что приняла верное решение, я вышла на крыльцо, с трудом удерживая в руках тяжелый чан. Вдохнула морозный воздух, что противно защекотал горло. Поежившись, потопталась на месте, стараясь согреть себя движениями, как вдруг услышала легкий лязг под тонкой подошвой ботинка.
Уложив чан на пожухлую листву, опустилась на корточки и пошарила ладонью. Искалеченным пальцем больно уткнулась во что-то небольшое и твердое. Подняла ледяной кружочек и обомлела.
Сто лур одной монетой!
Подскочив на ноги, с опаской заозиралась, стараясь найти хозяина богатства, и только потом до меня дошло… Никто, кроме кураторского вестника не мог оставить на моем пороге такие деньги! Это он вернулся вчера после того, как я заперла дверь. Мне вовсе не показалось, что в щели мелькнула тень и послышались шаги.
Удивительно!
Никогда бы не подумала, что эллирийцы высшего сословия способны на проявление жалости. Такое впервые случилось в моей жизни.
Затрясло всю от немой благодарности. Невольно подняла взгляд в утреннее небо.
– Спасибо, фаут, я этого никогда не забуду, – прошептала в пустоту и перевела взгляд на проклятый чан.
Не теряя больше ни секунды, побежала к дому тетки Грейсы, с гордостью вручила ей результат кропотливого труда и получила еще пять лур.
– Шанни! – окликнула меня анца, когда я уже почти свернула на проулок в сторону рынка. – А кто это приходил к вам вчера так поздно? Ладный весь такой. Никак вистер столичный?
Ничего не утаить от любопытной соседки! Вечно она совала свой нос, куда не надо. Если узнает о моем участии в отборе, через час уже весь квартал будет об этом судачить. А если не пройду жеребьевку и вернусь ни с чем, еще и засмеют, окрестив неудачницей. Я часто слышала разговоры пьяных местных мужиков о том, что участники нового отбора – герои нашего времени. А еще неподалеку от нас жил дед Байон, который сам чуть не стал участником прошлого императорского отбора. Тогда ему как раз исполнилось двадцать лет, и он вошел в возрастной предел отбора, кровь подошла, а вот жеребьевку не прошел.
Ох и сокрушался под хмелем старик, волосы на себе рвал, жалея, что не получил шанса стать императором Эллирии и снести в бездну наш гиблый квартал. Все жаждал перемен и справедливого правления. Всегда говорил, что истинный правитель должен быть родом из самого низа нашего общества, чтобы действительно знать, как помочь беднякам, стерев классовое неравенство. Ох и смеются же над ним местные, всякий раз подтрунивая над свихнувшимся стариком. А вот мой отец всегда заслушивался его историями, с упоением внимая рассказам о том, как дед тогда на жеребьевке стоял рядом с нынешним правителем Аратоном фаут Даотом.
Так что не стоит никому знать обо мне больше положенного. Злые языки не дадут покоя!
– А! – сделала вид, что только сейчас вспомнила о визитере. – Да… вистер какой-то заблудился. Дорогу спрашивал, – отмахнулась и упорхнула, чтобы не напороться на новую кучу вопросов.
Первым делом добежала до целительской лавки и набрала маме лекарств, а уже потом закупила еды на месяц вперед. Примчалась домой и уже на пороге меня повело от слабости. Едва удержалась на ногах, но мешок не уронила. Собралась с последними силами и напекла пирожков с гороховой начинкой. На аромат первой партии проснулась мать.
– Выпей лекарство и давай к столу. Я спешу, – покосилась на стрелочки часов, висящих на стене. Они нещадно отсчитывали время моего скорого отбытия.
– Откуда… – оборвала она речь и сорвалась в плач, разрывая мое сердце на куски. Нет! Не брошусь в объятия, не заплачу в ответ! Сейчас мне как никогда надо быть сильной.
– Прекрати это! – смерила резким тоном. – Пей настойку по глотку каждое утро три дня. В мешочке под тумбой пятьдесят лур. Тебе хватит на первое время. В амбаре продукты. А сейчас поешь. Тебе нужны силы.
Пока мама молча смотрела на меня, вытирая слезы, я улыбалась. Маска невозмутимости прилипла к моему лицу так плотно, что я сама от себя не ожидала такого уровня игры. Жевала вкусный пирожок, шумно запивая его обжигающим нёбо чаем, и наставляла маму, будто это она моя непутевая маленькая дочурка.
– Как станет легче, попробуй устроиться в лавку гончара. Он тот еще урод, но платит хорошо. Нет ему в квартале конкуренции и нам надо ее создать. Отец учил тебя обжигать горшки. Попрактикуешься и свое дело откроешь.