Но мысли о Лане не давали ему покоя. Что такого случилось, что ему изменила его стальная выдержка? Он пришел со стороны кабинета… От Каро?! Мгновенно Дана ошпарило ревнивым подозрением, но от тут же отмел его, как несусветную глупость. Чушь! Каро уж точно не стала бы своего секретаря… Да какого черта-то? С чего вдруг здесь-то ревновать? Тьфу… Даниэль даже головой потряс, словно надеялся таким образом навести в ней порядок, и вытряхнуть идиотские мысли. Лучше уж мыть пол…
Лан вернулся минут через пять. Он избавился от парадного костюма, а вместе с ним и от чего-то еще. Дан никак не мог понять, от чего именно. А кай секретарь, поддернув длинный кухонный передник, повязанный поверх серых полотняных штанов, молча пихнул в сторону добровольного уборщика такой же фартук и присел рядом. В руках у него откуда ни возьмись появилась щетка. Даниэль застыл, и вода с тряпки закапала ему прямо на ноги. Какое-то время он смотрел на сверток в своей руке, потом с трудом перевел взгляд на своего неожиданного соседа, который увлеченно тер пятно. Что-то дрогнуло в его лице, как будто он удерживал в себе смех… или боль.
— Почему? — спросил он наконец.
— Одному тебе не справится, — пожал плечами Лан, еще сильнее нажимая на щетку. — Мазали-то вдвоем.
— Герцог, даже бывший, в помощи не нуждается. — Ощетинился Даниэль, даже голову гордо вскинуть попробовал. Не получилось, вовремя сообразил, что на карачках с тряпкой и гордым профилем будет выглядеть совсем по-дурацки. Поджал губы. Он не понимал, почему Лан так себя ведет, даже смотрит иначе. Опять не понимал. И это его злило, раздражало… пугало. За всем этим Дан смутно чувствовал угрозу своей привычной обиде на Ланире. Глядя так Лан отнимал у него право обижаться. Единственное, что защищало его от… от чего?
— Герцогу я и не стал бы помогать. Даже бывшему. — До боли, до судорог знакомым, ворчливым тоном отозвалось забытое прошлое. — Давай мыть. Поздно уже.
«Кому же тогда ты сейчас помогаешь? Мне?» Даниэль не стал спрашивать этого вслух. Что-то витавшее вокруг них его удерживало. Он только с силой сжал тряпку в руках, будто надеялся, что она защитит его от воспоминаний. А они просачивались, как лава через трещину. Падали на него тяжелыми горячими каплями. Лан не мог бы ударить больнее! Если бы он высмеял его, сказал что-то унизительное, да пусть даже избил! Было бы легче. Но он напомнил о том, чем они оба когда-то дорожили и от чего теперь остались лишь осколки. Об их дружбе. Даниэль отвернулся, стараясь, чтобы это не выглядело слишком поспешным. И яростно принялся тереть пол, про себя повторяя только одно: — «Он! Сам! Начал!» — Чем дольше твердил, тем меньше верил. Остановился и сердито провел рукой по лицу, пытаясь отогнать воспоминания, сомнения, которые они у него вызывали и голос совести, который был с ним совсем не согласен.
Лан больше ничего не говорил, просто тщательно тёр одно пятно за другим. Минуты текли, а они двое трудились рядом, словно последних нескольких лет и не было. Но они были. И когда мальчишки случайно соприкасались локтями, оба вздрагивали.
С непривычки Даниэль умудрился ободрать себе руки почти в кровь, но не обращал на это внимания, яростно набрасываясь на каждое пятнышко, как на личного врага. Хорошо, что Грена дала ему специальный порошок, а то ни за что не удалось бы свести варенье со светлых гобеленов обивки.
Он не успокоился, пока не оттер последнее, и не проверил с лампой весь коридор. И только тогда позволил себе разогнуться.
Лан последние пять минут только наблюдал за маниакальным ползаньем носом по стене, но так ничего и не сказал. Только едва заметно кивнул каким-то своим мыслям.
Когда все было отмыто, отчищено и проверено три раза, Даниэль разогнулся, и неожиданно оказался нос к носу со вторым уборщиком. Пару минут они смотрели друг другу в глаза и, кажется, оба не знали что сказать.
Первым нарушил молчание Лан.
— Ну… закончили. Дальше ты сам… справишься. Без меня. — Он помолчал, повернулся уйти и вдруг снова оглянулся. Глаза в глаза. Вынул из кармана сложенный в несколько раз лист бумаги, протянул было Дану, но вдруг остановился. Как-то грустно улыбнулся, повертев в пальцах неизвестно откуда взявшийся карандаш и стремительным росчерком нарисовал что-то на листе.
— Справишься. — повторил он, вручая Даниэлю эту самую бумагу и ушел окончательно.
Даниэль развернул послание. Глаза машинально зацепились за строчки: «8.30. завтрак. В кабинет и проследить, чтоб съела! А то убежит голодная».