Даниэль чуть не выронил свиток из ослабевших рук. Он не успевал опомниться от наносимых ему ударов. Хотел что-то сказать, но голос отказался служить ему. Да и что говорить… Он только открывал и закрывал рот, словно рыба, выброшенная из родной стихии на жаркий сухой берег. А внутри зарождалось и росло страшное предчувствие. Принцесса не угрожала, не метала гневные молнии, но отчего-то сердце билось в груди, как сумасшедшее, а кровь в жилах застывала, при одной мысли что…
— Стыдно настолько небрежно относиться к вещам, от которых зависит судьба герцогства и ваша лично. — Каро осуждающе поджала губы. — Это лишний раз доказывает вашу неготовность отвечать хотя бы за самого себя. Вы не контролируете собственные поступки. Вы не просто допускаете беззаконие в своих владениях, а участвуете в нем, более того, выступаете инициатором! Потворствуя своим низменным желаниям, самоутверждаясь за счет тех, кто не может ответить. И я имела возможность и несчастье убедиться в этом лично! — Каро гневно сверкнула глазами, ее голос постепенно набирал силу. — Вы недостойны не только герцогского титула, но даже права распоряжаться собой, какое дается взрослому человеку.
Даниэль, словно загипнотизированный, не мог отвести от нее взгляд. Только заметно вздрагивал от каждой фразы. А руки сами собой теребили злополучный свиток, который он от волнения так и не смог прочитать. Что-то ужасное… должно случится что-то ужасное… И он не ошибся.
— Даниэль Ронгарский, именем императрицы я объявляю: ваше поведение несовместимо с высоким званием герцога и нареченного жениха наследницы престола. С этой минуты вплоть до того момента, пока я не сочту вас достойным, вы лишаетесь титула герцога и дворянского звания и становитесь обычным воспитанником без привилегий.
Даниэль вскинулся. Лицо у него перекосилось, сначала от ужаса, потом от ярости. Это уж слишком! Его лишают законных прав?! Титула?! В собственном доме?! Не бывать этому! Пусть она хоть трижды принцесса! Он сжал кулаки и тяжело дышал. Казалось, еще немного и кинется к трону, лично вцепиться принцессе в горло.
Каролина смотрела прямо в лицо Даниэлю и чеканила слова одно за другим:
— Так же уведомляю вас, что любой протест или неповиновение будут расценены как бунт против Императрицы, и вы, как бунтовщик, будете арестованы и отправлены в тюрьму.
И как будто в подтверждение сказанного строй гвардейцев чуть шевельнулся, каждый из них сверлил мальчишку в центре зала едва ли не предвкушающим взглядом — ну, дернись!
Герцог сильно побледнел и отшатнулся. Его словно оглушило. Он хорошо знал, чем чревато обвинение в бунте. А слова Каролины к шуткам не располагали. Свита за его спиной, тоже парализованная неслыханными новостями, застыла пестрой стайкой попугаев. А потом…кто-то сделал первый, робкий и осторожный шажок назад, подальше от разом утратившего привлекательность кумира. Еще мгновение, и свора прихлебателей, несколько минут назад готовая на все ради милости герцога, мягкой шуршащей волной откатилась, оставив Даниэля в центре зала совершенно одного.
Это была последняя капля.
Даниэль в замешательстве осмотрелся по сторонам и с удивлением и новым страхом обнаружил, что рядом с ним не осталось ни одного человека. Друзья, с которыми он так весело проводил время совсем еще недавно, исчезли — как корова языком слизала! Герцог стоял теперь один, на виду у всех, и взгляды всего зала переместились на него. Мир стремительно разваливался на куски…
Принцесса спокойно переждала жуткую, наполненную тихим гулом, шепотом и взглядами паузу и безжалостно продолжила:
— Вы ведете себя как испорченный, глупый, избалованный ребенок. И я намерена поступить с вами так, как поступают с избалованными детьми.
У Даниэля перехватило дыхание, но худшее ждало его впереди.
— Вы недостойны ничего, кроме хорошей порки, — она замолчала, уронив в шелестящую тишину это невозможное слово.
Даниэль вскинул на нее неверящий, полный недоумения и ужаса взгляд. Глаза его расширились. Лицо побледнело настолько, что казалось неживым. Это не может происходить с ним! Он же герцог… рожденный управлять и властвовать… Пожалуйста… нет… Нееееееет!!!