— КТО ПОСМЕЛ?!!!
— Разве вы не види…, - начал Энтин, но замолчал на полуслове от тычка. Герхард, прервавший его, подмигнул: дурак, зачем говорить вслух то, что всем и так видно. Включая герцога. Просто его сиятельство, кай Даниэль, решили позабавиться и наконец-то поставить на место забытого фаворита. И пусть позабавятся. А мы поможем, когда прикажут.
— Да как ты посмел? — уже тише, едва ли не с шипением повторил Дан. — Ты! Ты всего лишь помощник конюха! Гавриил!
Гавриил, замерший, как степной грызун у норы, поднял взгляд на господина.
— Гавриил, — укоризненно произнес Дан, удачно имитируя огорчение и обиду. — Как ты мог так распустить младшую прислугу! Ну!
— Он новенький, — пролепетал Гавриил, заметьте, ни капельки не соврав. Лан действительно лишь второй день считался помощником конюха.
Все зашумели, разделяя возмущение кая герцога. Только Лан, только что защитивший слугу от расправы, спокойно, даже слишком спокойно стоял у коновязи. Будто вся эта история к нему отношения не имела.
Даниэль повернулся к младшему конюху. Он надулся, расправил плечи, чуть вытянулся ввысь. Его Сиятельство всеми силами старался походить на умудренного и справедливого владыку, а не на мстительного мальчишку. Не замечая, что старается зря, умудренного владыки не получилось.
— Таааак, — тихо и многозначительно сказал он, — самому крепкому терпению бывает конец. Лень, злословие за моей спиной. Нежелание исполнять указания господина. Наглые взгляды и мелкие интриги.
Даниэль перечислял медленно. Как будто ждал, когда Лан возмутится, воскликнет: «неправда!» Но младший конюх смотрел на стены, на утоптанную землю, на синее весеннее небо, только не на герцога. Надо было уж очень внимательно приглядеться к нему, чтобы увидеть, как подрагивают сжатые в кулаки руки.
Даниэль увидел. И он был рад такому повороту. Лан сам себя загнал в угол своей упертостью. Что ж…может, хоть теперь у него хватит ума покаяться? И тогда можно будет вспомнить про то, что Даниэль не считает их дружбу бесповоротно умершей. И даже готов простить прежнего друга… Ну?
Даниэль напряженно всматривался в лицо Лана, пытаясь уловить в нем признаки раскаяния. Нет? Ну что же…
— Ты поднял руку на герцога… — протянул Даниэль разочарованно. — Тебе лучше меня должны быть известны из летописей имена тех, кто лишился за это руки!
Во взгляде Лана мелькнул мгновенный зайчик улыбки, быстрый и грустный. Тот, кто знал обоих мальчишек, понял бы ее правильно: «Да, действительно, я знаю летописи нашего княжества лучше, чем ты, уж тут с тобой спорить не буду».
— И что ты мне скажешь? — произнес Дан. — Ну!
— Я уже однажды тебе все сказал, — наконец пожал плечами Лан. И опять уставился в небо.
Кай герцог чуть не поперхнулся злобой. Есть вещи, которые не забываются. Тот стародавний разговор, к примеру.
Окружение толпилось рядом, пока не зная, чем завершится разговор и потому не вмешиваясь. Но чувствовалось: сегодня два бывших друга просто так не разойдутся.
— Очень, очень грустно, — покачал головой юный герцог. Он стоял перед Ланом, сложив руки на груди. — Тогда ты получишь то, что заслуживаешь. Давно заслуживаешь. Я слишком многое прощал тебе, Лан. Я справедлив, и даже сейчас ты мог бы рассчитывать на мое снисхождение в память о нашей былой дружбе, но… я герцог, и никто, — голос Дана повысился, — НИКТО не смеет покушаться на мою волю. «Тем более на глазах у всех» — Закончил он уже мысленно.
— Ты же поступил, как мальчишка, забывший, кто пред ним. И наказан ты будешь, как мальчишка. Сейчас же! Немедленно!
Кай герцог все повышал голос и под конец орал, и едва ли не брызгал слюной. Казалось, он хотел заглушить в себе что-то, как боевые трубачи и барабанщики заглушают страх воинов, идущих в атаку.
— Взять его! Несите лавку!
Лан резко вскинулся и посмотрел бывшему другу прямо в лицо. Безжалостные синие глаза горели злобой и решимостью сломать. И он тут же отвернулся — как руку от горячего отдернул и упрямо закусил губу. Неужели это с ним?! Нет, не может быть, что бы вот так… подло… грязно… «лучше бы он меня застрелил!»
И тут же другая мысль вдогонку: Кетти! Она останется одна… о ней некому будет позаботиться! Значит, нельзя… и сопротивляться нельзя. Надо… надо вытерпеть. Вынести. Надо быть сильным! А честь… ее не сломать этим лизоблюдам, и плевать, что они увидят или подумают!
Он так и стоял с побелевшим лицом и отреагировал, лишь когда в него вцепились несколько услужливых рук. Казалось, он превратился в деревянную статую, негнущуюся, неподатливую, и неподвижную. Правда, в какой-то момент статуя вдруг ожила — эмоции взяли верх над здравым смыслом, и Лан рванулся изо всех сил! К черту все, он не позволит им…