Ссутулившись, капитан шел рядом с ними. Поначалу слова падали в его душу, как тлеющие угольки в холодный пепел. Но постепенно в нем что-то затеплилось, тем не менее он сказал недоверчиво:
— Итак, вы, как мне кажется, больше верите в других, чем в себя! Но и у тех, других, дело продвигается так медленно!..
Молодой вожак с горячностью его прервал:
— Правильная оценка своих сил еще не означает неверие в себя. Это мы доказали как самим фактом своего существования, так и способностью вести борьбу! Если же представится возможность победить, используя только свои силы, — а мы как раз и изыскиваем такую возможность, — мы, можете быть в этом уверены, наверняка попытаемся ее использовать! Что же касается медленного развития у других… Сударь, если кто-то на своих знаменах начертал такую знаменательную, великую идею, предполагающую в корне изменить все общество и человеческую жизнь, то это не может произойти за одну ночь! Одно выступление может повлечь за собой десять других, но и поражения неизбежны, и все же конечная победа будет за нами — я вам уже сказал, это закон общественного развития…
Все еще грустно, тихо, растягивая слова, капитан произнес:
— Да, все это я понимаю! И верю в это! Только победа будет стоить громадных жертв. Не каждый, кто верит, способен на самопожертвование.
Тот, что пониже ростом, бросил коротко и резко:
— Тот, кто верит, должен уметь жертвовать собой!
Молодой вожак более внимательно посмотрел на капитана, с минуту помолчал и произнес, ухмыляясь:
— Вы, капитан, так это сказали, будто сами и есть тот человек, который верит, но не способен принести себя в жертву! Я вас понимаю, вы как офицер находитесь в тяжелом положении! Только… и в армии нужно вести работу, особенно в армии! Знаете… — он на минуту снова замолчал, словно не решаясь выговорить, — если я вас правильно понял, мы ведь от вас и не требуем жертвы! Вот только это, видите, — он вытащил из-под мышки газету, — если вам представится возможность, положите ее где-нибудь на видном месте, чтобы ваши солдаты могли ее найти. Могу ли я узнать, где вы служите?
Капитан растерялся. Меньше всего он ожидал такого предложения, и теперь ему стало казаться, что весь этот разговор молодой вожак именно потому и затеял.
— Я служу в провинции. И не вижу, какие тут могут быть возможности… Да и вам нужны газеты, вы взяли их с какой-то целью!
— Мне они не столь необходимы! Прихватил же я их для товарища, который завтра утром возвращается к себе на периферию. Все газеты, которые ему высылались раньше, конфисковывала почта. Но он может вернуться в редакцию и взять другие. Я тебе дам ключ! — Он вытащил его из кармана и протянул своему другу.
Взяв ключ, тот заметил:
— Все это хорошо! Но господин не сказал, хочет ли он взять с собой газеты…
Газеты все еще были в руках молодого вожака.
— Итак, капитан, что вы скажете? В худшем случае, можете их просто оставить у себя, возможно, и для вас они не будут лишними…
Капитан размышлял о своем завтрашнем рапорте генералу. Но в конце концов откуда генерал смог бы узнать о газетах? И он их взял, только свернул так, чтобы не был виден заголовок.
— Я… Я посмотрю… Да, и спасибо вам! Только прошу вас… если придется вам столкнуться с тем… Панкрацем, ничего ему об этом не говорите!
— Да как вам в голову могло такое прийти! — засмеялся молодой вожак. — Прошу вас, не беспокойтесь, и если вам действительно удастся, раздайте их…
Он не закончил, собираясь перейти на другую сторону улицы. Они дошли как раз до лестницы, о которой, по разным причинам, думали все трое… Здесь, напротив этой лестницы, находилась другая, по которой можно было подняться на пригорок и оказаться в парке. Еще раньше оттуда доносилось какое-то хриплое бормотание, а теперь на ступеньках появился немолодой уже человек. Его покачивало, очевидно, он был пьян. Спустившись на последнюю ступеньку, он зашатался и упал лицом на камни. Все его попытки подняться были тщетны, он только ругался, проклиная все на свете.
— Эй, старик, что с тобой? — молодой вожак, оставив капитана и своего товарища одних, подошел к старику, желая ему помочь. — Какая необходимость была так надрызгаться, что не можешь идти? Наверное, дома тебя ждут жена, дети!
Старик сделал неопределенный жест в направлении кладбища, находившегося на холме, в верхней части города.