— Гм, жена! Там она, на кладбище! Дети! И они на кладбище, пять штук! Оставьте меня, я могу идти сам, пока я жив!
Но как только его отпустили, он снова зашатался. И снова, чтобы он не упал, его подхватил молодой вожак. Растерявшись, он обратился к товарищу:
— Что будем делать? Ничего не остается, как отвести его домой. Где ты живешь, старый?
— А где еще может жить рабочий-кожевник? Там внизу, в свинарнике! — старичок показал в направлении лестницы и назвал улицу…
Юноша, стоявший рядом, посмотрел на него уже более внимательно.
— Если ты рабочий, то должен следить за собой. Ну, хорошо, не волнуйся, знаю, какая у вас, кожевников, нелегкая жизнь… Мой дом тоже внизу, правда, немного дальше, я могу тебя проводить… Ты бы в это время мог сходить за газетами! — обратился он к товарищу. — Только как мы договоримся с вами, капитан? Не успели встретиться…
Капитан, наблюдавший за сценой, происходившей на другой стороне улицы, еще не ответил на некоторые вопросы оставшемуся с ним товарищу, поэтому тот живо откликнулся:
— Знаешь, по крайней мере для меня это не последний разговор с капитаном! Он ведь из того же уезда, что и я! Да, — он снова повернулся к капитану, — я прекрасно знаю этот ваш склад! Только о вас не слышал…
— Ах вот как! — повеселел молодой вожак, ведя за собой старика, размякшего, словно воск, и послушного, как ягненок. — В таком случае, я еще, наверное, услышу о вас! А сейчас, извините, мне жаль, но сами видите… дружеская услуга! Он не виноват… Будьте здоровы, капитан!
Он протянул ему руку, капитан пожал ее и руку второго товарища, который с ним прощался, чтобы пойти за газетами.
— Я вас разыщу, капитан, так, чтобы не навлечь неприятностей, не беспокойтесь, — а вожак, дойдя со стариком до лестницы, крикнул ему вслед:
— Обязательно это сделай! Иногда можешь занести ему и газеты, если сам получишь! Еще раз, будьте здоровы, капитан! Не теряйте веры и не бойтесь принести совсем маленькую жертву! Другим приходится жертвовать и жизнью! Подождите! — он остановился на лестнице, — еще хочу спросить вас об этом Панкраце! Вы были с ним и с тем полицейским, может, слышали о чем-нибудь таком, что дало бы нам право обвинить его в предательстве? Мы и так не сомневаемся… — добавил он быстро и занялся стариком, который, бормоча что-то о полиции, старался вырваться от него. — Да не собираюсь я вас отводить в полицию, что с вами, старый! — Он снова повернулся к капитану. — А если вам все же известно больше, чем нам, скажите, что знаете, товарищу. Можете, повторяю, полностью ему доверять!
Успокаивая старика, он продолжал спускаться по лестнице; его товарищ, почти бегом, направился по другой стороне улицы. Капитан остался один, не проронив ни слова. Что он мог сказать о Панкраце! Он доверял им, но что, если Панкрац о чем-то пронюхает? Собственно, от него сейчас и не требовали ответа, и он пошел, поглощенный другими думами.
Он собирался сойти вниз по этой же лестнице… Естественно, на ту улочку он уже не пойдет, да и желание попасть в тот дом пропало… Как это все странно произошло, сначала с Панкрацем, а теперь и с этими коммунистами! Какие милые, приятные люди, особенно тот, что повел старика, — но так ли уж стар этот человек? Он ведет его на улочку, ах да, на ту самую, только совсем с другой целью! Коммунист хочет помочь рабочему, одной из тех жертв труда, которых он защищал перед Панкрацем, а теперь, — и времени мало прошло, — забыл о них!
Само собой разумеется: где высокие идеи, там и мораль должна быть на высоте. Только… — содрогнулся капитан и на минуту остановился, — размечтался, а не представляет, во что ввязался и какой смысл во всем этом? Он вытащил из-под мышки газеты, стал их просматривать. Что с ними делать? Может, и впрямь раздать своим солдатам? «Совсем небольшая жертва!» Действительно, нетрудно оставить где-то один из номеров, чтобы его потом обнаружили солдаты… Но после сегодняшнего знакомства с товарищем из уезда разве тот ограничится этим? Товарищ его навестит, потребует еще бог весть что, и как далеко все может зайти?
Навстречу ему по лестнице снова двигалась какая-то компания. Капитан свернул газеты, вскользь бросил взгляд на парк, не наблюдал ли кто за ним? Обратил внимание на пустующие скамейки и только тогда понял, как устал. Отдыха требовала и душа, он пересек улицу, присел на одну из скамеек в самом конце парка. Какое-то время еще наблюдал за нарядной и веселой компанией, проходившей мимо, — как обычно вечером в воскресенье люди возвращались из пригорода. Затем снова погрузился в свои мысли и заботы. Впрочем, уже не в первый раз с тех пор, как взял у молодого вожака газеты, вспоминал он о своем сегодняшнем решении остаться в армии, жениться, от этого теперь зависело и его поведение на завтрашнем рапорте у генерала. Не помешает ли осуществлению этих планов то будущее, которое теперь открывалось перед ним? Его могут выгнать из армии, могут даже посадить в тюрьму, что тогда станет с женой, а может, и с детьми? Следовательно, имел ли он право вступить на этот путь, усеянный опасностями? Или ему лучше не жениться? Нет, только не это, его решение неизменно. Но кто знает, может, его крестьянка не захочет выйти за него замуж? Все равно, захочет или нет, скорее всего захочет, но не должно же сразу случиться с ним самое худшее, а за это время он, может, перейдет на гражданскую службу, или, если это ему не удастся и что-то с ним произойдет еще в армии, разве эта девушка не из тех, что привычны к труду, как-нибудь устроится, не одна же она такая! Да, да, в конце концов и его жена должна быть готова пойти на жертву ради того дела, которому он служит, — если вообще подобная жертва будет необходима! Пока товарищи требуют от него небольших услуг, наверное, так будет и в дальнейшем! Они сами увидят, в каком тяжелом положении он находится, к чему тогда столько говорить об этом!