- Что делают с девушкой, которая нравится? - раздосадовано спросил он у присевшей на соседнюю ветку птицы.
Взъерошенная от утреннего холода толстая чёрная пичуга заинтересованно склонила голову вправо. Идрис хмыкнул и тоже голову склонил: так было удобнее с ней говорить.
- Приглашают погулять по берегу Сантарина, - пропищал он сам себе в ответ.
Идрис поднял голову и почесал в затылке.
- Думаю, она со мной никуда не пойдёт.
Глупая пичуга не улетала: прикормленные, приученные клевать с рук, эти Альмарейнские птицы не боялись никого, хоть на хвосты им наступай, когда идёшь по дорожке, всё равно не улетят. Пешком убегут разве что.
- Может, ей цветов подарить? - провизжал он так, что сам поморщился.
Птица смотрела на него круглыми чёрными глазами. Круглыми и бессмысленными - пинать когтистыми лапками она хотела всю эту любовь с цветами.
- Ну и противный у тебя голос, - ругательски заметил Идрис. - Нет, ей не нужны цветы. Цветов-то полный сад.
Он повёл рукой, как радушный хозяин перед гостем, оглянулся и сам чуть не плюнул с досады: сад был гол и пуст, только качали ветвями вечноосенние деревья, и ковёр жухлых жёлтых листьев стелился по земле. Идрис огорчённо развёл руками.
- Я уже и не знаю, что делать даже.
Он испытывающее посмотрел на птаху.
- Отстать от неё? - обескуражено прокричал он. - А ничего лучше придумать не можешь? Пошла прочь, дрянь пернатая!
Он замахал на неё рукой - птица с любопытством наблюдала. Идрис рассердился окончательно и пнул соседнюю ветку. Захлопали крылья, и он опять остался один, подтянул колени к груди и плечами передёрнул от холода. Не у кого было попросить совета.
Она никогда не разговаривала с мёртвыми. Разве что-то может быть глупее? Приходя в Храм, она слушала, как срастаются каменные плиты за её спиной, и садилась прямо на поросший мхом пол, опираясь спиной на ближнюю к постаменту колонну.
Мох щекотал ладони, и в зыбком свете единственного пламенного шара было видно, как пробиваются тонкие бурые ростки в трещины камней. Он поднимался, медленным и очень упорным скалолазом полз вверх по колоннам.
Сегодня Орлана не села на пол, прислонившись спиной к ощетинившейся колонне. Она грела в руках пучок тоненьких восковых свечек.
- В религии людей...
Голос эхом отозвался от стен и в дальних углах залы превратился в звериный вой - её надломленный голос.
- В общем, люди считают, что если зажечь свечку, то душе в мире мёртвых станет теплее.
Она снова смутилась и больно укусила себя за губу.
- Нет, кажется, у людей нет мира мёртвых. Я не знаю точно. Но я хотела бы... - Орлана подняла руку к груди, разжала пальцы, и свечки застыли на её ладони, тонкие, как палочки корицы, коричневые.
- Разрешишь?
Храм дунул ей в лицо запахом погребального ветра, запахом Сантарина и вечноосенних листьев, и Орлане показалось, что ветер тихо зашуршал в далёких подземных коридорах.
- Спасибо, - почти улыбнулась она.
Она встала на колени, прямо на бурый мох, вставила в щель между камнями одну свечку, рядом вторую. Огонёк никак не хотел загораться, потом всё-таки вспыхнул. Свечки тут же накренились, закапали тёмным воском на мох, и Орлана успокоилась.
Она села рядом, прислонившись спиной не к колонне - к возвышению, на котором покоилось тело её отца. Камень не был холодным. Орлана запрокинула голову и немного посидела с закрытыми глазами, слушая пение ветра в сводах Храма.
- Знаешь, - произнесла она ровно. Хоть и знала, как глупо разговаривать с мёртвыми, - если бы мне дали ещё одну минутку поговорить с тобой... я всё это время хотела спросить. Помнишь, ты сказал, что жалеешь только об одном?
Дёргались в конвульсиях крошечные янтарные огоньки. Орлана проглотила тяжёлое, горькое воспоминание. Оно норовило комом застрять в горле.
- Что я чего-то не поняла.
Она сощурила уставшие глаза: теперь огоньки плясали осенними листьями - крутились на ветру.
- Я где-то ошиблась, да? Где? Мне очень важно это знать.
Она встала на колени и повернулась лицом к постаменту. Локти больно упёрлись в камень, а лицо захолодило от дыхания смерти. Сколько раз до этого Орлана ни приходила в Храм после похорон, она так и не решалась взглянуть в лицо отца.
А его лицо совсем не изменилось. Он лежал, бледный и сосредоточенный, сжимая рукоять посоха, золотистые искры в навершии которого давно потухли. Орлана протянула руку и погладила его пальцы, холодные даже не от смерти - от магии Храма.
- Прости меня. Я думаю только о себе. Я просто хотела бы всё исправить.
Она губами коснулась его руки, попробовала согреть её дыханием - бессмысленно. Огоньки свечей дрожали от страха. Орлана ткнулась лицом в край расшитой золотом мантии отца.
- Я так скучаю.
Она не имела привычки разговаривать с мёртвыми - что вообще может быть глупее, чем спрашивать в пустоту? Но сегодня ей больше не у кого было попросить совета.
Где-то закачалась ветка, вспорхнули испуганно птицы и забили крыльями по ветру. Орлана обернулась: расправляя край фиолетовой накидки, к ней приближался Идрис. Он шёл, напрочь игнорируя дорожки, прямо по увядшим лилиям хаоса.
- А я-то думала, почему у меня с утра такое настроение хорошее, - пробормотала она себе под нос. - Это ты мне его ещё не успел испортить.
- Ты меня не дослушала, - выпалил он, остановившись шагах в пяти от Орланы, как будто боялся жестокой расправы за прошлый раз.
Она одной рукой собрала трепыхающиеся на ветру края мантии. Разговор планировал затянуться, а Орлана и так замёрзла, сидя на холодных камнях Храма.
- Мне не очень хочется, - сказала она честно, чувствуя, как за правым плечом напрягается Мидар.
Идрис посмотрел исподлобья, и на лицо ему упали белёсые пряди и золотые цепочки.
- Ты меня не слушаешь, - насуплено выдал он. - И не слышишь.
- И не понимаю, - подтвердила Орлана. - Мне холодно. Говори скорее, или я пойду.
Маг времени то ли голову в плечи втянул, то ли плечи поднял так, что золотые цепочки в волосах переплелись с бахромой накидки, и зябко переступил ногами. Солнце успело спрятаться за длинной грядой туч, и на сад снова налетела осень.
- Это ты, - буркнул Идрис. Нырнув носом в накидку, он теперь походил на закутанного по случаю холодной погоды ребёнка.
Глядя в его глаза, Орлана думала, что, наверное, по его мнению, она должна понимать всё без слов.
- Что я? - устало переспросила она.
- Ты. В тебя могла вселиться богиня смерти. - Он вынырнул из кокона накидки и выпустил изо рта облачко пара.
Деревья зашуршали ветвями за её спиной. Орлана обернулась на замок. В одной из этих комнат, спрятанный от рассвета плотными шторами, спал Риан, к которому ей хотелось куда сильнее, чем в очередное путанное путешествие по прошлому.
- Ну да. - Она попыталась согреть одной рукой пальцы другой - их облизывал северный ветер. - И в тебя могла. И даже в вон ту птицу.
Идрис обернулся посмотреть, куда она кивает, но на ветках деревьев никто не сидел, все пичуги попрятались от ветра.
- Неважно, в птицу не могла, - оторвала его Орлана. - Я пойду, хорошо?
Зашуршали листья под его ногами: Идрис уверенно зашагал вперёд, и только вовремя встрепенувшийся меч Мидара не дал ему подойти к Орлане вплотную.
- Да, - прошипел маг времени, чуть склоняясь к ней, так, что Орлана услышала тихий звон золотистых цепочек. Ветер шевелил его волосы. - Но ты сама думаешь о смерти чаще, чем та птица. Я давно за тобой наблюдаю.
Орлана отшатнулась - от него пахло вчерашним горьким туманом.
- А что, не так? - не обращая внимания на застывший во вздохе от его груди меч, хмыкнул Идрис. - Каждый день - в Храм, через день - в склеп, к тем двум. У тебя тут просто бесконечные поминки. Жить туда не хочешь переехать?
- Так ты ещё и следишь за мной. - Она отвела взгляд. По дорожке из белых камней ветер тащил желтые листья, они упирались пятью загнутыми кончиками, а ему было всё равно.