— Вам нужны деньги. Принцесса Баденская не принесёт в государство денег. А я знаю, где добыть денег. Я. Только я знаю, как делать деньги, Ваше Высочество. Думаю, Вам следует именно принцессу Баденскую отправить от своей особы, потому что она в мою тайну не посвящена. Повторяю: я знаю, где достать денег. Много денег.
Часы пробили двенадцать раз — Бог весть, двенадцать дня или двенадцать ночи. В глазах у неё было темно, хотя, разумеется, она ни на секунду не показала мужу своего смятения; в глазах у Лиз было темно, тёмно-голубые, как платье ее, круги, словно бы блики от зажжённых свечей, ходили у неё в глазах, стало быть, помстилось ей, уже упала ночь. Мысленно она выбежала из дверей в надежде себя спасти или же в надежде спасти и удержать подлую Амалию, с которой желала как можно скорее навсегда расстаться, выбежала — так быстро, что муж не успел даже и рта раскрыть, чтобы остановить столь явное проявление непочтения, так быстро, что крик «караул — вон!» раздался немедля, лишь только створка дрогнула, прежде чем распахнуться; лакей подхватил двери, готовые ударить в стену. Она выбежала в самый февраль, в метель за окнами, в снеговей, в серый, уже однажды оплывший после оттепели лед на Неве возле Зимнего, на Дворцовой набережной и на противоположном берегу, возле Петропавловской крепости. Выбежала — попала в сырой туман, в совершенный туман, как утром над Невою, как в лесных оврагах в конце жаркого летнего дня, выбежала в туман, в котором — глаз коли — всё смешалось пред нею, времена и люди, мысли и чувства, и она в своём тёмно-голубом словно бы растворилась на миг в тёмно-голубом тумане, вдохнула этот туман, как благодатный конопляный дымок. Только тогда в голове прояснилось — разглядела, что караул уже стоял с палашами наголо, впереди оказался невысокий черноволосый и смуглый офицер, похожий на итальянца, но нет — то был ещё февраль, февраль, батюшка Павел Петрович только что перевёз их с мужем за собою в новый, только что выстроенный замок, значит, только императорская карета стояла в узком внутреннем закутке, образованном смыкающимися стенами, более ни один экипаж не мог и втиснуться туда, батюшка Павел Петрович только собственной персоной мог входить и выходить по той, ведущей к экипажу, боковой винтовой лестнице — выскочила, значит, из дверей, помимо себя зачем-то взяв на заметку эту боковую винтовую лестницу, а прежде думать не думала о ней, выскочила прямо в февраль, ещё не в силах полной мерой распорядиться ни людьми, ни самою собой — муж потребовал-то её к себе именно тогда, в феврале, сразу после рождения Мари.
Похожий на итальянца кавалергард шагнул вперёд, придерживая палаш, султан на каске его дрогнул, шагнул к ней, тяжело дышащей от бега и от волнения.
— Ваше Императорское Высочество?
Шпора тонко звякнула о шпору, черная прядочка упала из-под каски на смуглый лоб офицера. Она сказала б сейчас — можно было подумать, — можно было подумать, что скажи она сейчас, и он был бы готов рубить кого угодно. Кого угодно. За ним, за итальянцем, шагнули ещё трое, за теми оба лакея и фрейлины, приехавшие сейчас с нею к государю, то есть к наследнику, к её мужу приехавшие с ней, к мужу, только что заявившему, что готов поменять её на её же сестру, что готов отправить её домой, в монастырь, куда угодно, лишить жизни, наконец, что готов не отдавать Амалию в жёны императору французов только для того, чтобы сделать её сестру русской императрицей, что готов вместо Амалии сунуть в постель Наполеона развратную девчонку. Совершенно потеряла себя и перестала контролировать за собою перемещенья во времени. Видимо, она сейчас, в минуту вдруг поднявшегося гнева, уже вовсе не отдавала себе отчета в происходящем — Алексей шагнул ей навстречу в Зимнем дворце, Алексей, из-за которого она вскоре должна была окончательно прервать столь сладчайшие и столь тяготившие её отношения и с Амалией, и с Адамом, связь с которым подсказала ей тогда, в феврале, единственно правильный ответ.
— Я знаю, где достать денег. Много денег.
Как она могла впервые увидеть Алексея сейчас в замке батюшки Павла Петровича, если, не сознавая себя, выбежала из мужниного кабинета, чтобы ехать к подлой Амалии, которую заменил ей Алексей? Пока закладывали бы карету, да без ведома батюшки она всё равно не смогла бы покинуть замок, да и не знала она ночного пароля, чтобы опустился пред нею мост, она до павильонов, в которых жили люди дворцовой свиты, не дошла бы — оба павильона стояли за мостом через водяной ров; невесть зачем отметила то, что видела уже сотни раз: оба павильона стоят за мостом, не перейти. Так, значит, пока закладывали бы, да пока подавали бы карету, пока Алексей вошёл бы к ней в карету, нагнувшись, чтобы пролезть в каске в низенькую дверцу… Так Амалия уже успела бы двадцать раз уехать во Францию к этому Буонапарте, тем более что штабс-капитан Алексей Охотников, старший по императорскому караулу, никак, разумеется, не мог оставить дежурство при особе государя. Так её желают заменить на Амалию? Посмотрим, что скажет гвардия, в назначениях которой она пока ещё ничего не понимает!