Пролог
К двадцатым числам июня 1904 года мир вплотную подошел к тому моменту, когда умным людям стало очевидно, что ничто теперь не будет таким как прежде. Первым фактором радикальных перемен в мировой политике стал ход русско-японской войны, весы которой склонялись отнюдь не в пользу нападающей стороны. А ведь это нападение нашло тайную поддержку у так называемого «прогрессивного человечества»… Да-да, даже якобы союзная Российской империи Французская республика в своих портах, расположенных восточнее Цейлона, ввела для русских военных кораблей «правило 24-х часов» – за это время крейсеру или броненосец должен был покинуть порт или, в противном случае, оказаться интернированным.
Казалось, Российская империя попала в полную изоляцию. Активно враждебной к ней была Британская империя и международная (еврейская) финансовая аристократия: Ротшильды, Куны-Леебы и прочие Шиффы. Бряцала оружием Оттоманская порта, грезящая о реванше за 1878 год. Враждебной была также Австро-Венгрия, где правил неугомонный старик Франц-Иосиф (такой древний, что помнил еще венгерский бунт 1848 года и Восточную (Крымскую) войну). При этом Германская империя – казалось бы, насквозь родная, ведь половина русской элиты была этническими немцами, а кайзер Вильгельм приходился дядей правящему поколению Романовых, тоже вела двуличную политику. С одной стороны, немцы активно набивались в друзья, желая разрушить нацеленный против них русско-французский союз, а с другой стороны, втайне мечтали о необъятных русских пространствах. Иногда «дядюшку Вилли» спьяну несло во все тяжкие, и он прилюдно проговаривался о затаенном. Идея о жизненном пространстве на востоке (лебенсраум), необходимом германской нации для развития, родилась отнюдь не при Гитлере.
Положение осложняло то, что германская армия, в союзе с Австро-Венгрией, готовилась воевать с Россией и Францией на суше, а флот, надеясь на союз с Россией, собирался бросить вызов британской гегемонии на море. В одиночку у Хохзефлотте задача борьбы с Роял Нэви не решалась. Поэтому в русско-японской войне Германия «болела» сразу за обе стороны. Армия посылала своих инструкторов и новейшие образцы вооружения в дислоцированную в Корее японскую армию генерала Куроки, а флот делал ставку на русские победы, в нашей истории обеспечивая снабжение движущейся на Дальний Восток Второй Тихоокеанской эскадры.
Одним словом, появление на Дальнем Востоке отряда русских боевых кораблей из двадцать первого века и последующие поражения японских армии и флота спутали карты всем игрокам. И если туркам и австрийцам пришлось просто поджать хвост, а германцам несколько подправить вектора своих приоритетов, то прочие участвовавшие в игре персонажи так легко не отделались. Тяжелее всего оказалось банкирам британского Сити и тем самым Ротшильдам, Кунам-Леебам и всяким Шиффам, которые оказались перед фактом, что у них скоро заведется крупный несостоятельный должник. Так уж получилось, что вместо ожидаемой прибыли от профинансированной ими операции у Японии образовались огромные убытки. А как же иначе? Объединенный флот на дне, армия разгромлена и частично уничтожена, страна находится в полной морской блокаде. Никто не сомневался в том, что, окончательно победив, русские обчистят Японию до нитки – и страна, и без того небогатая, лишь недавно вырвавшаяся из феодализма, и вовсе превратится в нищую попрошайку.
Невесело было и правительству Французской республики, в самом начале этой русско-японской эпопеи успевшему заявить, что, мол, союзнические отношения между Россией и Францией относятся только к европейским делам, где Россия должна спасать Париж от повторного визита германских гренадер… А в остальных регионах мира русские варвары пусть сами разбираются со своими проблемами, не впутывая в них культурных европейцев. Тому, кто это брякнул, язык стоило бы прибить сапожными гвоздями прямо к рабочему столу, ибо мир уже давненько не видел такого вопиющего плевания в колодец, из которого французам еще предстояло пить в будущем.
Хорошо хоть переговоры по Сердечному Согласию (Антанте) были вовремя заморожены до выяснения обстоятельств, а то бы могло получиться и вовсе нехорошо. С другой стороны, все бы ничего: русский царь-тряпка стерпит и не такое обращение; но вот в связи с кончиной его супруги Александры Федоровны по Петербургу, а потом и по всему миру, пополз тихий слуш-шок, что, дескать, царствовать Николай Второй более не желает, а потому оставляет трон то ли брату Михаилу, то ли, упаси Боже, сестре Ольге, и уходит в монастырь молиться об упокоении души своей ненаглядной душки Аликс. А вот это для французской республики уже был самый настоящий амбец.