У меня не было привычки ежедневно принимать ванну. Зимой в Уху мы мылись раз в два месяца, а летом плавали в озере. Я спросила Ань Дэхая, смогу ли я когда-нибудь поплавать в императорском озере, когда на улице станет потеплее.
— Нет, — твердо ответил евнух. — Его Величеству угодно, чтобы тела его женщин оставались всегда прикрытыми.
Служанки возвестили, что ванна готова.
Ань Дэхай сказал, что у меня есть выбор: когда я принимаю ванну, мне могут прислуживать либо евнухи, либо служанки.
— Разумеется, служанки, — ответила я.
Мне казалось невозможным показываться обнаженной перед евнухами. По внешнему виду они ничем не отличались от обычных мужчин, и я не могла позволить, чтобы они касались моего тела. Прошло довольно много времени, прежде чем я привыкла к тому, что Ань Дэхай спит у меня в ногах.
Меня мучило любопытство, есть ли у Ань Дэхая обычные мужские потребности. Во время моих переодеваний он казался индифферентным А вдруг он прикидывается? Если так, то у него, должно быть, железная воля. Мне начинало нравиться в нем то, что он, по-видимому, смог подняться над своей личной трагедией. Очевидно, я сама испортила своих евнухов — эту мягкость многие считали непростительным злом. Но я так и не научилась смотреть на них без сострадания, как на мебель, — я и сама нуждалась в не меньшем сострадании.
Все китайские женщины спят и видят, чтобы оказаться на моем месте, но они ничего не знают о том, какие страдания это место приносит. Сравнивая себя с евнухами, я пыталась лечить свои сердечные раны. Страдания евнухов были написаны на их лицах. Они были всем известны. А мои страдания оставались для всех скрыты.
Меня подхватили на руки столько людей, что мне стало даже смешно. Они умоляли меня ничего не делать самой, следили за тем, чтобы я не могла шевельнуть даже пальцем. Любое мое действие воспринималось как умаление императорского достоинства.
Вода была замечательно теплой и освежающей. Я легла в ванну, и служанки опустились передо мной на колени. Сразу три принялись меня мыть и скоблить, причем, по всей видимости, предполагалось, что эта операция должна приносить мне одно сплошное удовольствие, однако меня не покидало ощущение, что я похожа на курицу, которую ощипывают в горячей воде, чтобы потом выпотрошить и съесть.
Руки служанок двигались вверх-вниз по моему телу. Несмотря на то, что их прикосновения были очень нежными, я чувствовала неловкость от того, что эти руки были чужими. Я вспоминала слова Ань Дэхая: я нахожусь здесь исключительно для того, чтобы доставлять радость императору Сянь Фэну, и про свои личные чувства мне следует как можно быстрее забыть. Хоть бы император меня сейчас увидел, тоскливо думала я. Интересно, когда он сюда явится?
Мое тело проминалось, как горячая булочка. Со лба служанок капал пот. Они массировали мне плечи, ноги, пальцы. От напряжения у них насквозь промокли платья, от аккуратных причесок не осталось и следа. Глядя на них, я мысленно желала, чтобы они поскорее закончили. Но Ань Дэхай уже меня предупредил, что благодарить своих служанок мне нельзя ни в коем случае. Я вообще не должна показывать своих чувств, подчеркивал он. Люди ни на минуту не должны забывать, что я не такая, как они.
Служанки удалились только после того, как досуха вытерли меня мягкими полотенцами и одели в красную ночную сорочку. Евнухи завернули меня в согретые одеяла и отнесли в спальню.
Мои дворцовые владения были разделены на три части. К первой относились жилые помещения, прежде всего три большие комнаты окнами на юг. Их общая планировка имела прямоугольную форму. Средняя комната представляла собой главную приемную, в ней стоял маленький трон — на тот случай, если придет мой муж и ему вздумается тут посидеть. За троном, у самой стены, был алтарь. Над ним висела большая картина, изображающая китайский пейзаж. Комната слева называлась западной. Именно в ней я спала. Кроме кровати, там были стол и два кресла. Возле каждого кресла в кадке росло бамбуковое дерево. Справа от приемного зала находилась восточная комната. Она служила мне гардеробной, и в ней тоже стояла кровать. Я буду спать здесь, если Его Величеству вздумается провести у меня целую ночь. Обычай требовал, чтобы император ни в коем случае не спал целую ночь в одной постели с женщиной: считалось, что иначе он не сможет как следует выспаться. Кровать в восточной комнате постоянно была наготове и по сезону либо охлаждалась, либо подогревалась. За этими комнатами располагались столовая, ванная, гостиная и разные кладовки.
Вторую часть моего дворца составлял сад, который в скором времени стал моим любимым местом. В нем имелись естественные поляны, текли ручьи и был даже небольшой водоем, называемый Небесное озеро. Я сразу же распорядилась, чтобы водяные растения росли в нем совершенно свободно, потому что это напоминало мне Уху. Я всегда очень любила растения, а тут стала просто страстной садовницей. Я развела в своем саду великое множество растений. Кроме шелковиц и магнолий, которые замечательно цвели, я посадила там пионы всех цветов, которые только можно было себе вообразить, а также темно-красные розы со светлыми сердцевинками, подковообразные белые лилии, горные чайные кусты с огненными цветами и желтые низкорослые сливы. У этих слив цветы были словно из воска, и цвели они, когда шел снег, словно чувствовали себя хорошо только в самое холодное время года. По утрам, когда Ань Дэхай открывал окна в моей спальне, в комнату моментально врывался их сильный аромат. Они неизменно «тянули меня за ноги», побуждая как можно быстрее спуститься в сад, и я отправлялась туда, даже не сменив ночной сорочки. Зная эту мою страсть и заботясь о том, чтобы в холодные дни я не простудилась, Ань Дэхай часто срывал и ставил в вазу ветку цветущей зимней сливы до моего пробуждения, а иногда один благоуханный цветок.
Диапазон моих цветочных пристрастий был очень широк Я любила их всех: и роскошных аристократов, и скромных простушек. В моем саду распускались и огромные «штучные» цветки, и газонная травка со множеством мелких цветочков в виде тигриных морд. Но главную мою гордость составляли хризантемы и пионы. Благородное общество игнорирует хризантемы, считая их крестьянскими цветами, но я все равно выращивала их с энтузиазмом. Трудно было пересчитать все имеющиеся у меня сорта, а самыми роскошными были «Золотые когти». Их цветки раскрывались навстречу солнцу, словно руки танцоров, и надолго удерживали в своих чашечках солнечный свет. Такого изобилия цветов не было ни в одном другом парке Китая. Даже поздней осенью мой сад радовал глаз цветением, и мне никогда не надоедало им любоваться.
В свой сад я спускалась и тогда, когда по ночам меня мучила бессонница Здесь я слушала звуки моего детства. Вот в глубине водоема разговаривают рыбы. Вот о чем-то шелестят прибрежные кусты. Я бродила между деревьями и мяла в руках какую-нибудь веточку или лист. Мне нравилось чувствовать на своих пальцах капли росы. Много лет спустя евнухи начали рассказывать историю о том, как в полночь в моем саду появляется фея. Этой феей скорей всего была я. В моей жизни был период, когда я не знала, как дальше жить. В одну из таких ночей я размышляла о том, как покончить с собой.
Третью часть моего дворца составляли апартаменты, расположенные по обеим сторонам от главных комнат. Там жили евнухи, придворные дамы и служанки. Окна этих комнат смотрели во двор. Так было устроено с определенной целью, чтобы, если я захочу подойти к воротам, кто-нибудь это обязательно заметил. А заодно не упустил из виду всякого, кто попытается на мою территорию проникнуть. Евнухи патрулировали дворец посменно, так что всегда кто-нибудь из них оставался начеку.
Ань Дэхай шумно храпел на полу. Главный евнух Сым солгал, когда уверял меня, что выбрал для меня исключительно не храпящий персонал. Ань Дэхай храпел, как бурлящий чайник. Позже события начнут разворачиваться так, что после многих лет страха за свою жизнь и изоляции этот храп покажется мне небесной песней. Без него я просто утратила способность засыпать.